Демон пробуждается. Сборник. Книги 1 - 19
Шрифт:
Эти слова вызвали ощущение удара, пусть всего лишь словесного. Но и это было еще не все. Когда монах был уже у самой двери, аббат нанес ему еще один удар.
— От тяжелых ран этим утром скончался брат Пеллимар.
Эвелин повернулся, не веря своим ушам. Да, у Пеллимара остались шрамы, да, у него были повреждены сухожилия левой руки, но в целом он чувствовал себя почти нормально. Как же так? И вдруг Эвелин понял. Этой ночью, во время празднества, Пеллимар распустил язык. Даже произносить название острова без позволения отца Марк-ворта было делом совершенно недопустимым
— Жаль, конечно, — продолжал аббат. — Из вас четверых, посланных на Пиманиникуит, уцелели лишь ты и Квинтал. Тебе предстоит большая работа.
Эвелин вышел за дверь, и его вырвало прямо на каменный пол. Пошатываясь, он пошел по коридору, чувствуя себя наполовину ослепшим, наполовину потерявшим разум.
— Его придется держать под наблюдением? — спросил аббат Сигертона.
— Да. Нужно следить за каждым его шагом, — ответил магистр. — Я всегда опасался, что он выкинет что-нибудь в этом роде.
Магистр Джоджонах насмешливо фыркнул.
— На Пиманиникуите Эвелин работал в одиночку, и все же никто и никогда не приносил с острова столько камней. Как можно сомневаться в том, что он представляет для нас величайшую ценность?
— Я и не сомневаюсь, — ответил Сигертон. — Меня лишь беспокоит вопрос — когда те качества, которые придают ему ценность в наших глазах, перерастут в нечто опасное?
Джоджонах перевел взгляд на аббата. Тот кивнул с мрачным видом.
— Ему и в самом деле предстоит много работы. Подробно описать все, что с ним происходило, каталогизировать камни, изучить, какова их истинная мощь, обнаружить скрытые секреты. Взять хотя бы этот кристалл аметиста. Мне ни разу не приходилось видеть столь большого и могущественного камня, и только Эвелин, как его Собиратель, способен понять, что он собой представляет.
— Может быть, в процессе этой работы мне удастся убедить его в том, что мы действовали правильно, — сказал Джоджонах.
— Это было бы наилучшим решением проблемы, — ответил Маркворт.
Сигертон с сомнением посмотрел на Джоджонаха. В этом мальчишке столько идеализма, что вряд ли удастся приручить его. Нет, Сигертон не верил в это.
Джоджонах понял смысл его взгляда и даже отчасти разделял его сомнения. Что же, он хотя бы попытается. Ему симпатичен брат Эвелин; к тому же он знал, что ждет юношу, если его попытка окончится неудачей.
— Когда наступит летнее солнцестояние, — объявил аббат, — мы обсудим будущее брата Эвелина Десбриса.
— Или отсутствие такового, — пробормотал магистр Сигертон.
Его тон не оставлял сомнений, какой вариант казался предпочтительнее для этого жестокого человека с ястребиной внешностью.
На протяжении нескольких следующих недель Эвелин был полностью изолирован от остальных монахов. Он общался только с Сигертоном, Джоджонахом, немногими другими магистрами, парой своих охранников из числа студентов с десятилетним стажем пребывания в аббатстве, следовавших за ним буквально по пятам, и Квинталом. Этот последний часто работал вместе с ним в зале Звенящих Камней.
Все это время душу Эвелина раздирали мучительные сомнения.
Все эти вопросы, однако, разбивались о глухую стену понимания того, что Эвелин не в силах ничего изменить в образе мыслей тех, кто возглавлял церковь Абеля. Он продолжал послушно делать свое дело, как ему и было приказано; подробно описывал свои приключения, каталогизировал камни, изучал их типы, их магию, их могущество. Каждый раз, когда ему было позволено взять в руки магический камень, магистр Сигертон неизменно оказывался рядом, и в руках у него непременно был другой, потенциально смертоносный камень.
Эвелин понимал, в каком положении оказался, и чувствовал себя как… Да, как один из моряков «Бегущего». Единственным утешением для него были длительные беседы с Джоджонахом — человеком, к которому у него еще сохранились хоть какие-то теплые чувства. Но эти разговоры в основном сводились к тому, что магистр пытался убедить его в правильности действий по отношению к «Бегущему», с чем Эвелин согласиться никак не мог.
Он был убежден, что существовал другой, более гуманный путь и что никакая угроза не может санкционировать убийства.
Весна Года Божьего 822 оказалась поздней. К этому времени почти вся работа Эвелина была уже завершена, и он с возрастающим беспокойством заметил, что магистр Джоджонах беседует с ним все реже и реже, а на лице его все чаще появляется выражение сочувствия, когда он смотрит на своего ученика.
Тревога и отчаяние Эвелина нарастали с каждым днем. Настолько, что однажды он рискнул спрятать в карман один из камней, гематит. Ему повезло. В тот день из-за оплошности Квинтала произошел небольшой взрыв, не причинивший особого вреда, но на время отвлекший внимание присутствующих; этим Эвелин и воспользовался.
Вернувшись в свою каморку, он проверил, насколько силен камень. Пока еще ему и самому было неясно, что именно он собирается предпринять, кроме разве что подслушать разговоры магистров, чтобы удостовериться в обоснованности своих подозрений.
Его дух легко отделился от тела, прошел сквозь пористое дерево двери и проследовал дальше, мимо ничего не подозревающих охранников. Эвелин снова почувствовал, как камень подталкивает его завладеть чужим телом, но у него хватило сил воспротивиться этому желанию, поплыть по коридору и в конце концов оказаться в апартаментах аббата.
Там находились магистры Сигертон и Джоджонах, а также сам отец Маркворт. Чувствовалось, что происшествие в зале камней взволновало и даже разозлило его.
— Брат Квинтал неумеха, — заметил Джоджонах.
— Зато он предан нам, — резко возразил Сигертон, очевидно, противопоставляя Квинтала Эвелину.
— Хватит! — оборвал их Маркворт. — Как продвигается работа?
— Каталогизация почти завершена, — ответил Сигертон. — Мы готовы к приезду торговцев.
— А что насчет этого крупного кристалла?