Демон шарлатана. Часть первая
Шрифт:
– Да.
Я затянулся. Костя ждал. Я выдохнул и сдался.
– Ладно. Как там... первобытно-общинный строй, затем... рабовладение, кажется, феодализм, капитализм и коммунизм.
– Ты забыл про азиатский способ производства, - недовольным тоном заметил Костя.
– А я не признаю его как отдельную формацию, - выкрутился я.
Костя подумал и закивал.
– Хорошо. В общем, слушай. Рабовладение было уничтожено феодалами - землевладельцами, которые выбились из древней экономической системы. Они были относительно новым явлением. Далее, феодализм рухнул под
– Угу, - согласился я, обдумав эту маленькую речь.
– Так что Маркс просто-напросто ошибся. При его жизни не было особого класса, экономически несовместимого с капитализмом, поэтому Карлу пришлось выбрать класс, который просто был максимально недоволен своим положением.
– Логично, - признал я.
– А этот новый убер-класс, который сотрет капитализм, это учёные?
– Люди, производящие знание, - уточнил Костя.
– Не все они могут называться учёными. Торговля знанием - это нонсенс, она существует лишь как выкидыш капитализма.
– В сети можно что угодно узнать бесплатно.
– Верно. Авторское право, патентное право, прочие недоправа - в условиях всеобщего доступа к информации это всё просто не работает. А если и работает, то во вред: вспомни патентные войны между корпорациями.
– Угу. Запатентовать сотню технологий, чтобы их никто никогда не использовал, это извращение самой идеи патентного права.
– Надо написать об этом книгу.
– Как будто кто-то будет её читать.
– Кто-нибудь будет.
– Тот, кто читает такое, может и сам написать не хуже.
Потом трава всё-таки закончилась, и мы замолчали. Не представляю, что за шаманская смесь была в кальяне, но ни привычного смеха, ни расслабленности, ни, наоборот, жажды деятельности я не ощущал. Вместо всего этого в моей голове роились самые разнообразные мысли, чёткие и логически строгие, но мелькали они настолько быстро, что я не успевал их рассмотреть. Это было одновременно захватывающе и неприятно, и определенно ново для меня. Из обычных ощущений я опознал разве что голод, как всегда после марихуаны, проснувшийся с невероятной силой.
– А есть чего перекусить?
– не выдержал я.
– Самому интересно, - вздрогнув, будто проснувшись, сообщил Костя.
Мы вместе отправились на поиски еды.
Огромный белый холодильник смотрелся угрожающе в углу тесной кухни, но, несмотря на обнадеживающий размер, оказался почти пуст. Из куска сыра, обломка палки колбасы и половины буханки хлеба мы соорудили несколько бутербродов и немедленно их уничтожили всухомятку. Пища была жесткой и сухой, но обострившиеся из-за наркотика вкусовые ощущения сигналили мне, что я вкушаю чуть ли не божественную амброзию.
– Кстати, - промямлил я, дожевывая последний кусок хлеба, - а где эти двое?
Костя удивленно поднял брови, но потом, словно вспомнив, тоже начал удивленно оглядываться.
– Позвони своему другу, - посоветовал он с набитым ртом.
Я последовал совету. Тимур не брал трубку.
– Попробуй ты позвонить своему другу, - предложил я.
– У меня нет телефона.
– Да ладно?
– нахмурился я.
– У всех есть телефон.
– А я не такой как все, - с невероятно самодовольной ухмылкой ответил Костя.
– Пошли ещё покурим, никуда твой друг не денется.
Через полчаса мы снова завороженно следили за мерцающим экраном, чей свет уже с некоторым трудом пробивался сквозь вьющуюся завесу дыма.
– Знаешь, я никогда не понимал, как люди могут судить, что правильно, а что нет, - бормотал Костя.
– Моих чувств и мыслей хватит, чтобы составить несколько разных личностей, никак не похожих одна на другую. Есть бесконечные варианты взаимодействий между элементами целого, и нынешний исторический период использует лишь ограниченное их число. Мои эмоции - это всего лишь вариант того, каким я могу быть. Мои идеи - тоже. Можно перебирать варианты вечно, но почему-то кто-то постоянно заявляет, что мы должны остановиться на том, что есть. Что важен порядок. Стабильность. Это дерьмо какое-то. Если бы австралопитеки довольствовались тем, что у них есть, мы бы не существовали. Недовольство и жажда большего - это то, что отличает нас от камней.
Я молча его слушал. Наркотик наконец-то добрался до моторной коры и спинного мозга, благодаря чему моё тело ощущало приятную невесомость, будто я висел в центре плотного облака, которое обхватывало меня, словно женские ладони...
Мгновением позже до меня дошло, что меня действительно со спины обнимает женщина, и её теплые руки охватывают мои плечи, а упругая груди прижимается к моим лопаткам.
– Скучал?
– шепнуло нечто одновременно в оба моих уха.
– Да не особенно, - прошептал я в ответ, покосившись на Костю. К счастью, тот разговаривал не со мной, а с телевизором, и даже не смотрел в мою сторону.
Демоница негромко рассмеялась.
– Обманываешь, - с интонациями мурчащей кошки протянула она.
– Возможно. Он тебя не слышит?
– И не видит. Я живу только для тебя, милый.
– Надо ли это считать доказательством, что я всё-таки псих, а ты моя галлюцинация?
– Если тебе так будет легче.
– Из голоса суккуба резко пропала ирония.
– Но учти, что я не исчезну. И ни таблетки, ни сеансы гипноза, ни экзорцизм не избавят тебя от моего присутствия.
– А лоботомия?
– Это не смешно, милый.
Демоница выскользнула из-за моей спины и уселась предо мной, скромно подогнув колени под себя. На этот раз она оказалась одета в обычное, пусть и слегка коротковатое, красное платье без рукавов и с глубоким вырезом на груди. Зелёные глаза не светились, да и вообще она перестала напоминать языческую богиню, став более человечной. Растрепанные ли волосы были тому виной, серьезное выражение её милого лица, или же просто наличие одежды, но мой разум упорно отказывался воспринимать её как демона или галлюцинацию.