Демон
Шрифт:
— Прости, прости, — запинаясь, прошептала я. — Я не знаю что делаю. Прости...
Он завёл руку за мою голову, скользнув под волосы, и притянул мой рот к свои губам, затыкая меня. Другой рукой он расстегнул джинсы. Твёрдая горячая плоть вырвалась на свободу, но я не осмеливалась прикоснуться к нему, боясь своей неуклюжести. Я дрожала, беспомощная, неуверенная, настолько погружённая в безумное желание, что едва могла говорить.
В словах он не нуждался. Он обхватил мои бёдра руками, поднял меня, держа меня прямо над его напряжённой эрекцией. Он просто немного приспустил джинсы —
Я почувствовала его у себя между бёдер, головка его члена прижималась ко мне, и это мучило меня, и всё же я боялась завершить это, соединить нас, боялась снова сделать ему больно. Я услышала его вздох разочарованного негодования, и он взял мою руку и аккуратно обхватил ею свою эрекцию. А другой рукой, покоившейся на моей пояснице, он начал подталкивать меня вниз на себя.
Он был очень большим. Огромным, жёстким вторжением, которому сопротивлялась даже моя обтекаемая плоть. Но он просто опускал меня, дразня наши тела, пока желание не потекло гладко и мягко между нами. Я стала работать рукой и, наконец, погрузилась на полную его длину, моё тело задрожало в ответ.
Я опустила взгляд, глядя между нами, на наши соединённые тела. Я видела свои соски, тугие и твёрдые. Видела, как глубоко он зарылся в меня, и ощутила, как моё тело привыкло к нему. Он не двигался, и я медленно подняла на него глаза.
На мгновение мы просто пристально смотрели друг на друга, застывшие во времени, его глаза и мои глаза, это было гораздо мощнее, чем соединение между нашими ногами.
— Двигайся, — сказал он, его голос был грубым.
Я стала двигаться, приподнимаясь на коленях, ненамного, а затем опустилась снова на него, чувствуя, как он заполняет меня. Буквально через несколько минут я поймала ритм, и закрыла глаза, запрокинув голову, паря вверх-вниз, опустошённая — наполненная. Это было ни на что не похоже, подобно езде на драконе по небу, освещённому яркой луной. Я опустила руки на его плечи, стиснув их в поисках равновесия. Он был скользкий от пота, его руки лежали на моих бёдрах, не принуждая, просто касаясь меня, и я могла бы продолжать это вечно, плывя по течению кристально-яркого удовольствия, когда выплеснулось нечто тёмное, нечто шквальное и пугающее. Я чувствовала, как моё тело ускользало от меня, и это до ужаса напугало меня. Я замерла, издав сдавленный крик.
И тогда-то он стиснул руками мои бёдра, управляя мной, двигая и продолжая ритм, который я потеряла, как и потеряла себя. И он входил в меня, жёстко, снова и снова. Я впилась пальцами в его плечи, желая вырваться, но он не отпускал меня.
— Не борись, — прошептал он. — Прими это.
Он скользнул рукой вниз по моему животу, коснувшись меня там, где мы соединялись, и вспышка отклика захлестнула меня.
Я услышала свой сдавленный крик, и он снова нарастил свой темп, и снова, и он опять коснулся меня, на этот раз жёстко, и его голос стал рычанием.
— Кончи, — произнёс он.
И я кончила.
Я разлетелась на тысячи осколков, разрывая мрак вокруг себя, когда ощутила, как он кончает внутри меня. Я пропала, во мне ничего не осталось, когда я окунулась в тёмное место, упиваясь им, моё тело замерло. А потом я рухнула на него, желая разрыдаться, и он обнял меня с душераздирающей нежностью, держа меня, пока я медленно возвращалась в своё тело, в кровать,
Я хотела пробыть в таком состоянии вечность. Я хотела, чтобы он поцеловал меня, сказал, что любит меня. Я хотела всего, что так умело люди вплели в сказки. Но вместо этого его руки скользнули ниже, поймав моё тело и сняв меня, опустив меня на кровать рядом с ним.
Я отвернулась от него, свернувшись в тугой комок, обнимая себя. Я не хотела видеть его лишённое эмоций лицо, его ледяные голубые глаза. Я медленно возвращалась — если я спокойно посмотрю на обстоятельства, я смогу признать, что он был ласков. Он держал меня, ласкал меня, направлял меня, когда я потерялась.
И я ненавидела его за это. Он был моим врагом, он ясно дал это понять, и то, что мы только что сделали, для него было просто биологией. То, что раздробило мою душу, было простым инстинктом с его стороны, и я ненавидела, что это было совершенно неважно. Я ненавидела его.
Я остро ощущала его присутствие рядом, он по-прежнему неподвижно сидел, подпершись подушками, с приспущенным на бёдра джинсами. Ничего не делая. Ни протянул руку, чтобы прикоснуться ко мне, подержать меня. Ни сказав не слова.
Как же мне хотелось расплакаться. Если бы я могла разразиться слезами, может тогда моя реакция стала бы немного слабее, печаль и мощь последнего получаса свелись к приемлемому уровню. Но мои глаза были сухими, и я незряче уставилась в комнату. А затем закрыла глаза и уснула.
ОН НЕ ДВИГАЛСЯ, НЕ МОГ ШЕЛОХНУТЬСЯ. Он сделал то, что должен был сделать, и он неплохо пережил это, слава богу. Он не обратился в демона, просто потому что трахнул одного из них. Он не потерял свою душу, не забыл Сару и не влюбился.
Это был секс. Но вот что его изумило, это то насколько плоха она была в этом. Нет, это было не совсем правдой. То, что они только что разделили — нет, он не хотел думать об этом подобным образом. Они ничего не разделили. То, что они только что сделали, несло в себе будоражащую эротическую мощь, невзирая на её нервозность. Даже Лилит не смогла сымитировать такое сильное смущение, когда он сорвал с неё чёртово полотенце; даже Лилит не могла заставить свою влажную от желания плоть так воспротивиться его вторжению. Она, и правда, не знала, что делает.
А это означало, что потеря памяти была не наигранной, и его отношение к ней выходило за пределы жестокого. Он повернул голову и посмотрел на неё, свернувшуюся в тугой комочек, её глаза были закрыты, и не было следов слёз, но это и не удивительно. Демоны не могли плакать.
Он должен был сказать ей хоть что-нибудь, что-нибудь приятное. Как он полагал, это мог быть её самый первый оргазм, который она испытала, и он знал, что это было разрушительно для женщин. Но он не мог прикоснуться к ней.
Если он притянет её в свои объятия, будет слишком опасно. Слишком опасно нашёптывать успокаивающие слова в спутанные волосы, целовать её мягкую кожу, её грудь. Слишком опасно страстное биение её вены у его рта. Он хотел её, хотел всю её, страсть и секс, и её кровь во рту, но она не была единственной. И никогда не станет единственной.
Даже если она не помнила свою силу, это не означало, что она не имела её в своём распоряжении. Опять же, он семь лет хранил целибат. И нет ничего удивительного, что он чувствовал себя таким же... потрясённым.