Демонократия, или Охота на ведьм по-русски
Шрифт:
– Что это было? – Я была поражена эффектом.
– Ты же хотела знать, что такое ясновидение? Вот тебе показали, что и как можно видеть.
– Да, но я видела иконы. А не будущее, не прошлое, не мысли, не образы…
– Ты торопишься. Розовый цвет, которым сейчас всё было залито, означает, что тебе разрешили вернуть право на любовь, отнятую черным магом. И знаешь, почему разрешили? Потому что…
– Потому что я отказалась стать его ученицей?
– Не только. Ты сделала свой выбор раньше. Когда отказалась даже читать его книгу. Поэтому тебе помогли быстро найти ключ. Чтобы грязная информация из книги не проникла в твое сознание ни одной буквой! Пройдет время, и ты сама напишешь книгу. Прошу тебя, будь честна в ней до конца. Я не доживу
– Но почему? – Я была в шоке. – Мне так хорошо с вами!
– Ты должна пройти свой путь сама. Сейчас мы помогли тебе. И потом на твоем пути будут встречаться самые неожиданные люди, которым предназначено помогать тебе. Тебя ждут испытания. Ты будешь предана и оклеветана. Но не бойся. Так надо. Это поможетподняться на другой уровень развития. Ты это заслужила своей прошлой жизнью. И помни, все враги, которые встретятся тебе на пути, на самом деле – не враги, а учителя. Люби их.
Мне было жалко и больно покидать Екатерину Федоровну. Я многого не могла понять из сказанного ею, страшило будущее. Мне хватало испытаний в моем сегодня. Я была уверена, что строю свое завтра добродетельной жизнью и честным трудом. Но оказывается этого мало и для счастья, и для выполнения некой особой миссии, с которой человек вообще приходит в эту жизнь.
Мне предстояло научиться впускать в сердце радость, праздник, фейерверк даже тогда, когда обстоятельства этому на первый взгляд никак не способствуют. Научиться любить себя и других. Но других – через накопление некой массы любви внутри себя и к себе, чтобы после щедро делиться ею с окружающими. Ведь если внутри человека пусто, нет любви и радости, то чем же он поделится? Что отдаст, кроме негатива, с накоплением которого ни у кого из нас в нашей непростой жизни нет проблем…
Я возвращалась в Энск со сложным чувством. Впервые вот так зримо я соприкоснулась с двумя полюсами нематериального мира, который олицетворяли Николай и Екатерина Федоровна. Интересно, что пришли они в мою жизнь один за другим, но чернота шла первой. Зачем? Не затем ли, чтобы выбор между добром и злом был осмысленным? И нет ли здесь некой Божественной закономерности? Например: светлые силы приходят очищать то и там, что и где замусорила нечисть. Или, выражаясь проще, день сменяет ночь, и если бы на Земле всегда был день, люди бы не умели ценить его…
Я смотрела на лица людей и думала: а все ли знают, зачем пришли на Землю? Наверно, в младенчестве знают. Точнее, помнят наказ Отца небесного. Но тогда почему груднички так много плачут? Бунтуют заранее, не хотят земных испытаний?
Мой младший сын не плакал совсем. Только смеялся. Даже, когда его всего разъедал диатез. Он смеется с тех пор постоянно. И растет, слава Богу, везунчиком. Старший плакал много, месяца три. Потом стал каким-то серьезным, взрослым. Есть такие дети. Они, как старички малолетние. С глазами умудренных жизнью людей. И веселье у них не детское. Обреченное, что ли. Старший по Зодиаку Змееносец. Это несколько дней в промежутке между ноябрем и декабрем. Такие дети по утверждению космоэнергетов – особые. Они присланы на Землю со сверхзадачей, с важной, глобальной миссией. Как только змееносцы исполняют ее, их быстро забирают обратно. ТАМ они нужнее. Жутковатая информация для матери. Но, глядя на своего старшего сына, на его безудержное стремление «наесться» жизнью, все успеть, оценивая его блестящий ум и способности, я всегда чувствовала некое особое его предназначение. Видела – и боялась. Уж лучше был бы, как все. Но ни мы, матери, ни гены наши и наших мужей над этим не властны…
А предназначение… Моя мама уверяет, что первым моим словом было слово «писать». И я писала, еще не зная букв, на стенах квартиры и подъезда, на асфальте. В школе мне хотелось написать что-то значимое, важное, но, не имея жизненного опыта сделать это было трудно. Мои сочинения читались учительницей вслух и во всех классах. Хотя я далеко не всегда прочитывала программные произведения до конца. Я просто чувствовала героев и представляла, как тот или иной характер поведет себя в конкретной ситуации, что скажет, что подумает. Получалась аналитика с публицистикой в детском варианте. В литературный институт им. Горького с такой базой не поступишь. Да я и не пыталась. К тому же любимая учительница впаяла мне в аттестат «четверки» по русскому и литературе. Тогда для меня это был в высшей степени шок, результатом которого стал отказ учиться в гуманитарном институте и мое поступление в политехнический. И, кстати, весьма успешное его окончание.
Математика «поставила» мне мозги. Сейчас я понимаю, что высшие силы в те годы уберегли меня от более серьезного разочарования, которое могло не дать мне исполнить своего предназначения – писать. Ведь если бы я не поступила в литинститут, а я бы не поступила, так как у меня, школьной выпускницы, не было публикаций, да и не столичных абитуриентов Москва всегда не жаловала – я бы «забила» на творчество. Ведь даже после «четверок» в аттестате я три года не могла заставить себя ни читать, ни писать. Я не могла даже видеть печатные буквы! Так глубока была обида на любимую учительницу. А причиной сниженной оценки явилась ее неуверенность, что я смогу получить «пять» на вступительных экзаменах. Бред. Однако же я в единственном числе и получила «пятерку» за сочинение в политехе, написав его к собственному удивлению в стихах.
В Энске я по закону жанра не должна была заниматься журналистикой. Туда я приехала из Казахстана по распределению после института инженером-механиком на завод. Однажды ноги принесли меня в редакцию заводской многотиражной газеты. Дух редакции, хотяв ней и сидел один-единственный человек, полковник в отставке, мгновенно заполнил мое существо странным томлением. Зачесались ладони. Я поняла: это – оно. То, что надо. Отсюда и стартовала.
На подступах к Голгофе
– И как Леночка будет жить, если Бородинов проиграет выборы? Что с тобой будет?
Толик – мент. Моя судьба его заботила с того момента, как он впервые увидел меня 15 лет назад. Два года наблюдал за мной со стороны, а потом пошел «на абордаж». Стал другом семьи. Учил жизни. Капал на мозги. Фамилия Бородинова ему не давала покоя. И не только ему.
Феномен Бородинова, главы администрации Энска, бывшего председателя горисполкома заключался в его харизме. Он умел, властвуя, маневрировать и давить одновременно. Он был продуктом своего времени – умелым чиновником, идеологом и не слишком образованным человеком. Но он умел учиться и видеть знаки судьбы во всем. Даже тогда, когда этих знаков не видело большинство окружающих.
Когда Михаил Горбачев объявил перестройку, Бородинов приехал в гнездо коммунистов – на арматурный завод. Ему предстояло объяснить парторганизации, куда подевалось из продажи сливочное масло, стиральный порошок, мыло и колготки. Вместо пламенной речи об угрозе устоям коммунизма и клеймения «дерьмократов», Бородинов повел речь о неотвратимом периоде частной собственности, фермерстве и новом политическом мышлении. На дворе был январь 1991 года. Парторганизация безумствовала, Бородинову не давали говорить. Я тогда работала редактором партийной многотиражки и должна была освещать процесс пригвождения Бородинова коммунистами к позорному столбу с позиций парткома. Но я применила принцип плюрализма. Показала две точки зрения, не оспорив Бородиновскую, а приняв ее как данность. Это было дерзостью неслыханной.
После выхода статьи партком вымер на два дня. Потом изо всех углов Энска потянулись старички с палочками с требованиями: Бородинова – на «ковер» бюро крайкома, меня – вон из газеты.
Бородинову такая постановка вопроса была кстати. Он уже чуял, что настало время зарабатывать политический капитал на скандале и распрях с КПСС. Меня от расправы он спас вместе с секретарем заводского парткома Томиловым. Почему парторг сделал это, не знаю. Вероятно понимал, что времена грядут действительно иные.