Дэмономания
Шрифт:
Замок вырастал, прямо-таки нависая, когда они протарахтели под его стенами к причалу, волна от лодки плеснула о камни и бетонные сваи с начисто отъеденными ржавчиной железными кольцами. Все дружно подняли головы, осматриваясь.
Узкие стрельчатые окна закрыты ставнями, а ставни прогнили. Роузи вспомнились детективы о Нэнси Дрю {9} . Тайна замка на острове. А в сумке есть фонарик.
— Конечная, — произнес Харон-лодочник.
Лестница у причала оказалась еще вполне прочной, там он и привязал лодку. Пассажиры сошли на берег, он же сказал,
— Глупцов имена, — сказала Роузи.
— Что? — спросил Алан.
— Глупцов имена и лица глупцов мозолят глаза со всех углов. Так говорила моя мама.
Как же открыть ворота, висящие на огромных петлях, как сдвинуть с места? А это и не потребовалось: в больших воротах обнаружилась дверца (позже, когда Роузи рассказывала о поездке Пирсу Моффету, он назвал ее «калиткой»), и, приблизившись к ней, Алан достал из кармана пиджака до смешного большой ржавый железный ключ размером с ложку.
С самого дня возвращения в Дальние горы ей все время приходится открывать двери, долго простоявшие закрытыми, размышляла Роузи. Вот эти, а еще дверь дома Феллоуза Крафта в Каменебойне, которую не отпирали со дня его смерти. И двери в собственное детство, прошедшее среди этих холмов, двери, на которые она там и тут неожиданно набредала, перед которыми останавливалась в затруднении, покуда в памяти не возникал ключ к цифровым замкам. А еще двери в собственной душе, которые она обнаружила, но не открыла из страха, что за ними, может быть, и нет ничего.
Боже, как печально и странно: шагнув в калитку, они оказались в обширном, заросшем сорняками внутреннем дворе, что был заставлен столами и стульями, готовыми принять гостей, но потемневшими и покоробившимися, заваленными сухой листвой и птичьим пометом. По периметру сплетались ветвями кедры, некогда аккуратно постриженные, а ныне разросшиеся и запущенные. В глубине двора на помосте стояли два деревянных трона, для него и для нее.
Сэм шагала прямо сквозь руины, словно и вправду возвращалась домой.
— Вон, — сказала она, указав на троны. — Там.
— Твой? — спросила Роузи.
— Это моих папы и мамы.
— Они тоже здесь жили?
— И сестры у меня были.
— Сколько?
— Сто.
— Ух, как много. Всем хватало места?
— Они маленькие, — сказала Сэм, двумя пальцами, указательным и большим, показала размер — маленький, очень маленький зазор — и поднесла пальцы к глазу: вот такие маленькие. — Крошечные-прекрошечные.
— И все они жили здесь.
— Нет, — сказала Сэм уверенно, с готовностью. — Нет, в шарике. Сядь туда.
Она показала на трон. Алан и Роузи посмотрели на нее сверху вниз. Неподвижный пальчик указывал им, куда идти.
— Туда.
— Может, лучше походим, посмотрим.
— Садитесь. — И стала ждать, пока мать и адвокат взойдут по ступенькам и усядутся.
Почему они ушли отсюда, думала Роузи. Хозяева, служащие — бросили все и ушли. Может, тогда казалось, что нет в этом никакой ценности: поношенное старье. Теперь-то оно таким не казалось. В прошлом люди не жалели сил, не то что сейчас; их не устраивал просто остров на реке, они взяли и построили здесь целый замок, почти как настоящий, из настоящего камня и дерева, куда более правдоподобный, чем любые декорации. Кресло, в котором она сидит, столь же густо покрыто узорами, как трон королевы в «Белоснежке» или громоздкая, затянутая паутиной мебель в фильмах про вампиров.
— Я хотел вам сказать, — произнес Алан. Он так и не сел, а стоял рядом, подобно министру, советнику или серому кардиналу. — Как раз перед тем, как заехать за вами. Мне позвонила поверенная вашего мужа.
— Вот как?
— Странный какой-то разговор. Она словно была не вполне уверена. Но, как я понял, Майк хочет пересмотреть некоторые аспекты соглашения.
— О господи.
— Он хочет поговорить об опекунстве.
Руки Роузи по-королевски лежали на подлокотниках трона. Сильно пахло теплым от солнца деревом. Почему она с самого начала знала, что услышит это? Сэм, которая забыла про них, сразу как отправила на трон, и принялась рыться в мусоре, остановилась. Посмотрела на землю между туфельками, заметила что-то интересное, присела на корточки, чтобы разглядеть это получше. Красивые загорелые ножки, внимание приковано к земным мелочам. Душу Роузи студил ветер — ужас неизбежной утраты.
— Надо будет поговорить, — сказал Алан. — Не здесь и не сейчас.
Они перешли к осмотру остальных частей дома. Открыли двери маленького театра, занимавшего центральную башню (ЦИТАДЕЛЬ — гласила надпись над дверьми: каменные буквы так вырезаны, что выглядят сучковатыми и неотесанными, словно деревянные), и увидели, что он набит всякой всячиной — столами, стульями, старинной кухонной утварью, парусиновыми тентами, грудами подносов и деревянных ящиков с кружками и чашками; целые горы таких ящиков и разбитых блюд слежались в покрытые пылью археологические отложения. Луч фонарика Роузи обшаривал занавес сцены и штабеля скамеек. Сэм разглядывала все из-под ее руки.
— Летучие мыши, — сказал Алан.
Он явно не желал идти дальше.
Роузи все же заставила его забраться с ними на зубчатую стену; старая лестница еще держалась, так добротно строили в прежние времена, а мостки на верхушке были уже не так прочны, но Роузи и Сэм вскарабкались в бельведер, чтобы получше осмотреться.
— Роузи, — сказал Алан. — Не сходи с ума.
— Алан, я знаю, чего мне хочется, — сказала она. — Я только сейчас это поняла.
— Конечно, — отозвался Алан, стоя пролетом ниже и придерживая рукой лестницу, по которой они забрались.
— Хочу провести вечеринку.
— Только не здесь.
— Здесь, — сказала Роузи. — Настоящий праздник. На Хеллоуин. Пригласить уйму народу. Всех.
— Ага, — сказала Сэм.
Алан ничего не ответил. Роузи обернулась посмотреть на его терпеливое, обращенное вверх лицо.
Она приехала взглянуть на свой, свой собственный замок, распорядиться им или по крайней мере задуматься над этим, пока он не погиб в запустении или совсем не обрушился в реку. Вот она и решила, а может, это было решено за нее, и вот она здесь.