Демоны Дома Огня
Шрифт:
Порошок из роз. Юлия тогда, как безумная, ухватилась за эту ниточку и тянула за нее, пока та не оборвалась. Сакович перебрала все продукты, в которых использовались розы, хоть капля розовой воды или розового масла. Она беседовала с балканским табачным магнатом, фабрика которого выпускала сигариллы с добавлением лепестков роз, с главным парфюмером французской марки «Герлен», использовавшим настоящую розовую эссенцию, а не ее искусственный заменитель в своих духах, с производителями косметики на основе розовой воды, даже с теми, кто варит варенье из роз, и тому подобными. И всюду Юлия тщательно вникала в процесс
Беседуя с одним английским селекционером, Юлия Сакович услышала имя – Гильяно. «Самые прекрасные розы выращивают в поместье Гильяно, – сказал селекционер. – Правда, сам я не видел, – добавил он, – но счастливчики рассказывали». Больше с ним не удалось поговорить, его нашли на следующий день в спальне захлебнувшегося собственной кровью. Несчастный случай – у бедняги внезапно пошла горлом кровь, и он не успел позвать на помощь.
Она захлопнула крышку ноутбука. Не пишется, хоть плачь. Но не лить же слезы… Лучше залить в себя что покрепче. На первом этаже есть бар – это Юлия отметила, когда заселялась в отель.
Она подсела к стойке и первые две стопки текилы выпила, не отрывая взгляда от бармена. Темноволосый итальянец с глазами, полными влажного блеска. Перекинутое через плечо полотенце, к концу смены ставшее из белого серым. Ловкие руки, которые проворачивают десяток дел сразу: протирают бокалы, наливают выпивку, выставляют ее перед клиентом, подсчитывают деньги и жестикулируют, подкрепляя свои слова в разговоре. Достаточно ловкие руки, чтобы отвлечь ее от неудачи со статьей этой ночью. Но с третьей рюмкой она повернулась спиной к стойке и оглядела бар – может, есть еще кто-нибудь подходящий? И заметила в углу Антонио Аменти. Он корпел над бумагами, подливая в бокал вино из бутылки, и тут же выпивал его до дна большими глотками, как воду. Юлия хмыкнула – уж такую удачу она не упустит. Она заказала бутылку кьянти. Взяла бокал и направилась к столику Антонио.
– Привет! – Она плюхнулась на диванчик, и сережки-кольца подпрыгнули у нее в ушах.
Антонио поднял на нее глаза, истерзанные мелким шрифтом документов. Увидев, что перед ним женщина, он привычно улыбнулся и взял любезный тон:
– Мы знакомы?
– Возможно, вы меня не помните, хотя мне трудно в это поверить. Я журналист. Пишу о процессе над Яном Каминским. А вы его адвокат.
– А… припоминаю… вы разыскиваете адептов ордена Красной Розы. В каждом несчастном видите либо монстра, либо демона.
– Ну вот, оказывается, вы меня знаете. Юлия Сакович. – И она протянула руку через стол.
Он пожал ее:
– Антонио Аменти. – И прикрыл папку с документами от ее любопытных глаз. Юлия разлила вино по бокалам:
– Я наводила о вас справки, синьор Аменти…
– Тони.
– Тони… Ни одного проигранного дела. Прямо настоящий адвокат дьявола.
– Или простое везение, – возразил он. – Курите? – И достал из кармана коробочку с сигариллами. Тисненая золотая роза на крышке… – Те самые балканские, с добавлением лепестков роз. Он прикурил сигариллу и передал ее Юлии, она осторожно приняла ее из пальцев Антонио. Вдохнула душистый дым и, хоть не собиралась задавать главный вопрос так быстро, неожиданно даже для самой себя спросила:
– Знаете, где находится
«Она сказала „поместье“, а не „Дом“. Значит, ничего толком не знает о семье Гильяно», – оценил ситуацию Антонио, прищуриваясь сквозь дым, и покачал головой. Этот жест можно было расценить как «не знаю», «пока не скажу» или «что я получу, если скажу?». Юлия выбрала последний вариант.
В номере наверху она скакала на нем до изнеможения и, прежде чем рухнуть во взбитые, как сливки, простыни, пробормотала, вцепившись ногтями ему в грудь:
– Устроишь мне приглашение к Гильяно?
Антонио скривился от боли и промычал что-то нечленораздельное. Даже на пике блаженства он не мог бы пообещать ей то, что она просила. Но теперь он обязан был передать ее просьбу дону Гильяно.
Глава 3. Приемная бога
Марк Вайнер любил Петербург за каменную кожу и холодную душу. Но ему, астматику с детства, не подходил местный климат. Лишь неподалеку от курортного Зеленогорска, в усадьбе на краю соснового леса, он мог дышать свободно.
Лес подступал к дому с трех сторон. Собственно, дом сам был частью леса: сосновые ступени, отполированные перила, стены из долгих бревен, дощатые струганые полы. За панорамными окнами лениво колыхался Финский залив.
Каждое утро Марк гулял по пляжу: ступая с крыльца на песок, оказывался в ином мире, мире зыбкости, неуверенности, сыпучести. И, как песчаные замки оседают под дыханием волн, так и в нем сглаживались ночные видения, неприятные сны и кошмары, стоило ему пройтись по берегу.
Нервный молодой человек… Его успокаивал непобедимый ритм воды. Моря, океаны, заливы он ценил за постоянство. Всегда хотел жить на берегу и мог себе позволить жить там, где хочет. Детскую астму он перерос, до сих пор с ужасом вспоминал, как задыхался от малейшего волнения, стихи в детском саду прочесть не мог, и в школе не выступал на всяких там мероприятиях, да что там – даже ответ у доски выводил его из зыбкого душевного равновесия. Иногда приступ накатывал, как волна, без видимой причины. Но одиночные приступы врачи за болезнь не считали: «Нервы лечите, молодой человек. Лечите нервы», – говорили ему доктора. Он лечил нервы, устраивал свою жизнь так, чтобы не было ни малейшего неудобства, ни одного повода для волнения. Но все равно, бывало, просыпался с рассветом, как будто выныривая из помойной ямы, в трясучке, с противным привкусом во рту, непонятные, расплывчатые картины висели перед глазами, он чувствовал запах застарелой крови, и страх разливался по телу.
Марк следил, как сходит лед с залива, с нетерпением дожидался белых ночей и никогда не пропускал начало зимы, первый снег в городе. Но стоило ему вернуться в Петербург, в отцовскую квартиру на Большой Конюшенной, как снова его одолевали плохие сны, и он начинал задыхаться.
В Арабских Эмиратах его здоровье ухудшилось. Казалось бы, сухой климат, пустыня… Но чтобы из гостиничного холла нырнуть в спасительно ледяной салон автомобиля, приходилось перейти вброд океан кипяченого молока. Воздух душным пластырем облеплял тело и лицо. Мучил, не давал вздохнуть. Жуткая страна. Царство Снежной королевы на раскаленной докрасна сковородке. Питерский дождь им бы тут определенно не помешал.