Демоны Дома Огня
Шрифт:
– Ну вот же медиум и говорит, что задание вы получили от члена ордена Красной Розы, а это очень богатый орден, – ввернула Сакович.
– Да нет такого ордена! – пристукнул кулаком по пыльной обивке Хински. – Что вы мне все талдычите о красных розах? Влюбились в меня, что ли? Я вам о деле, а вы «розы, розы», – передразнил он. – Говорю же, как тяжело живется человеку современной науки, настоящему художнику… Но нет, про это вы писать, разумеется, не хотите. Вам подавай тайный орден, ритуальные убийства, омовения в человеческой крови, черные алтари, кровавые мессы! Демонов! Да вы больны,
«Вас бы туда, доктор, как главного одержимца», – подумала Сакович, стирая рукой брызги докторской слюны с лица.
– Жаль, что расстроила вас. Но я всего лишь проверяю версию.
– Версию-перверсию, – кривлялся Хински. – Катитесь-ка вон, уважаемая! Душу вы мне изгадили своими выдумками.
И, только выставив незваную гостью за порог, он чуть успокоился, хотя еще долго дергал занавески в разных комнатах, проверяя, не бродит ли Сакович вокруг дома. «Прознала, гадина, – сокрушался Хински. – И как эти писаки умудряются все вынюхивать своими длинными носами?» Ведь в гостевом домике флорентийской виллы доктор Хински засел вовсе не случайно, он ждал появления здесь лилу – демона в человеческом обличье, встречу с которым пообещал ему Ашер Гильяно.
Адвокат Антонио арад Аменти был раздражен – в нем все клокотало, как в кипящем котле, однако внешне абсолютно спокоен, что считалось частью профессионального облика. Его подняли с постели, и ладно бы просто разбудили, так ведь оторвали от женщины, роскошной аргентинки Малены, танцовщицы сальсы, гибкой как масличная ветвь.
Антонио Аменти, молодой мужчина лет тридцати пяти с запавшими щеками, серыми невыразительными глазами, был адвокатом Дома Гильяно и подчинялся дону, главе семьи. Телефонный звонок от посланника дона исключал неповиновение – да что там… он исключал даже малейшее промедление. Звонок означал одно: вставай, одевайся и отправляйся исполнять свой адвокатский долг, лети в другую страну, на другой континент.
– Тони, куда ты? Вернись в постель! – обиженно заголосила подруга.
Но Антонио уже разыскивал в шкафу чистую рубашку.
– Прости, малышка. – Он наклонился, чтобы поцеловать ее на прощание. Но девушка не далась, отодвинулась:
– Поцелуешь, когда вернешься, – настаивала она.
Глядя в ее беспокойные, бархатные как ночь глаза, Антонио не мог оставить Малене ложную надежду:
– Вряд ли я вернусь.
Ведь когда тебя зовет дон Гильяно, ты уже не можешь распоряжаться собой, ты подчиняешься его воле. Ты спешишь туда, где тебе приказано быть. Но Антонио не мог объяснять, не хотел оправдываться перед женщиной, он хотел лишь поцеловать Малену, чтобы осталось нежное воспоминание о ней, об этой ночи и о Буэнос-Айресе, но она отталкивала его, крутила головой, и поцелуй пришелся в ухо.
Возвращаться в Италию, во Флоренцию, было тяжело. Этот город был для Антонио родным до последнего камня мостовой, воспоминания тесно переплетались с дружбой, а в своей жизни другом Антонио называл только одного человека, Ашера Гильяно. Вместе они столько пережили, что на сотню жизней бы хватило. Ашер защищал Антонио в Доме Гильяно, а когда по обычаю Братства Аменти Тони должен был отправиться в паломничество по святым местам, Ашер поехал с ним, нарушив одну из древних традиций рода Гильяно.
Но думать об Ашере было нельзя, Антонио ждала работа, и мысли о друге могли повлиять на его беспристрастность. Долг адвоката – защищать клиента, будь тот насильником, убийцей или вором. Его долг убедить суд в невиновности даже самого отпетого негодяя.
Он сам доставлял Ашеру на виллу фотографии мальчишки из лечебницы, правда черно-белые, на них трудно было что-либо разглядеть, хотя Гильяно было достаточно и этих снимков. Ашер знал лилу, он жил с ними в одном доме, Антонио же никогда не доводилось видеть таких, как Ян Каминский.
Антонио родился в то время, когда на деятельность Братства уже был наложен запрет. Он был одним из последних детей Аменти. Старший брат, воспитатель, надел ему на шею амулет, вырезанный из камня, анкх с каплей крови лилу внутри. Антонио учили по старым учебникам, Аменти торопились передать последнему поколению знания и ритуалы, предвидя гибель Братства.
На первый взгляд грозный лилу был самым обычным юношей. Тощим, нескладным. Мальчишка сидел, низко опустив голову. Антонио видел лишь слипшиеся от крови волосы у него на макушке. Ян закрывал лицо руками, голос его звучал глухо:
– Кажется, я убил человека. И не того, о ком говорят, а кого-то другого… Но я очень плохо помню… Почти ничего не помню.
– Ты никого не убивал, – тут же отмел его подозрения Антонио. Ему было важно, чтобы мальчишка верил в свою невиновность и не начал обличать себя перед честным народом или, что намного хуже, перед судом. – Как ты оказался на вилле?
– Не знаю. – Он потер лоб. – Это было так, будто я перенесся туда. Сделал шаг – и оказался на лужайке перед домом. Не понимаю, как я добрался, ведь из Непала в Италию долгий путь. Я совсем не помню дороги. Неужели у меня снова начались припадки?
– Что ты помнишь?
– Нож… – Плечи мальчика вздрогнули, ногти впились в щеки.
«Конечно, нужно было как-то перерезать горло жертве…» – чуть ли не раздраженно подумал Антонио, а вслух мягко отметил:
– Орудие убийства на месте преступления не нашли.
«Ведь ритуальный нож прочно связан с владельцем, не каждый смертный способен его увидеть».
Мальчишка удовлетворенно кивнул, будто отвечал на беззвучную тираду Антонио. И адвокат с запозданием вспомнил, что лилу может читать мысли.
Ян Каминский был непреклонен:
– Там был нож… Непальский кхукри. Похожими ножами, только большими, отрубают головы жертвенным животным. На празднике Дурга Пуджа в честь богини Дурги, Божественной матери, победительницы демонов, забивают буйволов. – И тихо добавил: – Настоящие мастера отсекают голову зверя с одного удара.
И тут он поднял голову. Антонио даже зажмурился от неожиданности. Глаза мальчика сияли, как синие огни семафора:
– Я говорю правду, почему вы не верите мне?