Демоны пустыни, или Брат Томас
Шрифт:
— Извините, что я в таком виде, мэм, — сказал я, стоя в дверях.
Она оторвалась от бумаги, которую читала.
— Если ноги у тебя и пахнут, то не так сильно, иначе я бы почувствовала, что ты сюда идешь.
— Нет, мэм, они не пахнут. Но я извиняюсь за то, что пришел в носках. Сестра Клер-Мари взяла мои ботинки.
— Я уверена, она тебе их отдаст, Одди. Насколько мне известно, в воровстве обуви сестра Клер-Мари не замечена. Заходи и присядь.
Я устроился на одном из стульев для гостей
— Они все — южане.
— У южан есть много достоинств, обаяние и образованность, но эти трое вдохновляют меня по другой причине.
— Слава.
— Теперь ты сознательно несешь чушь.
— Нет, мэм, не сознательно.
— Если бы я восхищалась их славой, то с тем же успехом могла повесить здесь постеры Аль Капоне, Барта Симпсона и Тупака Шакура.
— Это было бы что-то, — ответил я. Наклонившись вперед, она спросила, понизив голос:
— Что случилось с нашим дорогим братом Тимоти?
— Ничего хорошего. Это я знаю наверняка. Ничего хорошего.
— В одном мы можем быть уверены — он не умчался в Рено за двумя «эр». Его исчезновение наверняка имеет отношение к тому, о чем мы говорили прошлой ночью. Событию, ради которого здесь появились бодэчи.
— Да, мэм, каким бы оно ни было. Я только что видел семерых в комнате отдыха.
— Семерых. — Ее лицо доброй бабушки закаменело. — Кризис на носу?
— С семерыми — еще нет. Когда я увижу тридцать или пятьдесят, то буду знать, что катастрофа близка. Пока еще есть время, но часы тикают.
— Я поговорила с аббатом Бернаром о нашей ночной дискуссии. И теперь, с исчезновением брата Тимоти, мы думаем, а не вывезти ли нам детей.
— Вывезти? Куда?
— В город.
— Десять миль при такой погоде?
— В гараже у нас два мощных вездехода с удлиненным кузовом. Они на широких шинах, которые повышают проходимость, и на колесах цепи. Каждый оснащен плугом-снегоочистителем.
Я полагал, что вывезти детей — идея не из лучших, но мне, конечно, хотелось увидеть, как монахини на этих внедорожниках прокладывают путь сквозь буран.
— В каждый мы можем посадить по восемь или десять детей, — продолжила сестра Анжела. — Чтобы вывезти всех детей и половину монахинь, нам потребуется четыре ездки, но если мы начнем прямо сейчас, то управимся за несколько часов, до наступления темноты.
Сестра Анжела — женщина деятельная. Ей нравится пребывать в постоянном движении, или физически, или умственно, что-то придумывать, а потом реализовывать придуманное, не останавливаться ни на мгновение.
Такая энергичность не могла не радовать. Что-то в ней было от той самой бабушки Джорджа С. Паттона, передавшей внучку гены, благодаря которым он и стал великим генералом.
Я сожалел, что придется выпустить воздух из ее плана,
— Сестра, мы не знаем наверняка, что вспышка насилия случится именно в школе. Если вообще случится.
На ее лице отразилось недоумение.
— Но насилие уже началось. Брат Тимоти, упокой, Господи, его душу.
— Мы думаем, что насилие началось с убийства брата Тима, но трупа у нас нет.
При слове «труп» она поморщилась.
— У нас нет тела, — поправился я, — поэтому мы не знаем наверняка, что произошло. Нам лишь известно, что бодэчей тянет к детям.
— И дети здесь.
— Допустим, вы перевезете детей в город, устроите в больнице, школе, церкви, и бодэчи появятся там, потому что катастрофа случится внизу, в городе, а не здесь, в монастыре Святого Варфоломея.
Анализ стратегии и тактики давался сестре Анжеле так же легко, как бабушке Паттона.
— То есть мы можем послужить силам тьмы, думая, что противостоим им.
— Да, мэм, такое возможно.
Она пристально всмотрелась в меня, и я нисколько не сомневался, что взгляд этих синих глаз-барвинков свободно гуляет по всем закоулкам моего мозга.
— Мне так жаль тебя, Одди, — пробормотала она.
Я пожал плечами.
— Ты знаешь достаточно много для того, чтобы действовать… но недостаточно для того, чтобы точно знать, что именно нужно сделать.
— Когда разразится кризис, все станет ясно.
— Но только когда он разразится?
— Да, мэм. Только тогда.
— Но когда момент придет, наступит кризис… это всегда падение в хаос.
— Что бы это ни было, мэм, в памяти этот момент останется.
Ее правая рука коснулась нагрудного креста, взгляд прошелся по всем трем постерам.
— Я пришел, чтобы побыть с детьми, — продолжил я после короткой паузы, — походить по коридорам, заглянуть в комнаты, посмотреть, а вдруг удастся понять, что грядет. Если вы не возражаете.
— Разумеется, нет.
Я поднялся.
— Сестра Анжела, я хочу, чтобы вы кое-что сделали, но не спрашивайте, чем вызвана эта просьба.
— Что мне нужно сделать?
— Убедитесь, что все двери заперты на врезные замки, а окна — на шпингалеты. И дайте команду сестрам не выходить из дома.
Я бы предпочел не говорить ей о существе, которое видел за окном и, скорее всего, по пути от аббатства к школе. Во-первых, у меня еще не было слов, чтобы его описать. Во-вторых, когда нервы и так напряжены, не следовало слишком уж запугивать сестру Анжелу.
А что более важно, я не хотел, чтобы она волновалась из-за того, что стала союзницей не просто повара блюд быстрого приготовления, обладающего шестым чувством, но совершенно безумного повара, пусть и обладающего шестым чувством.