День ангела
Шрифт:
Я положил скомканную газету в блюдце, направил на нее камешек, уже привычно, как на тренировке, сжав руку в кулак. Представил себе, как загорается газета, и она тут же вспыхнула целиком. Это другое действие перстня, не основное. Проникающее термическое воздействие. Можно зажечь костер, можно взорвать бензин в бензобаке. Если немного потренироваться, можно научиться взрывать патроны в обоймах. Наверное, и снаряды в танке… Хотя нет, сквозь толстую броню не достанет. Для этого нужен специальный прибор, как его "для поражения быстролетящих
"Рома, открой балкон. Я сейчас буду. И отойди на шаг от двери ты попадешь под действие маскировочного поля, будет неприятно"
Я секунду смотрю сквозь стекло на улицу, потом торопливо открываю шпингалет балконной двери, распахиваю ее настежь. В комнату врывается холодный сентябрьский воздух, пропитанный сыростью с привкусом бензиновой гари.
На балконе сильным порывом ветра взметывает мелкий мусор, скрипят балконные перильца под тяжестью опустившегося на них груза, над ними дрожит зыбкое марево. Марево перемешается в комнату. Секунда воздух начинает кипеть, пузыриться, и на пороге балкона возникает Ирочка, складывая за спиной свои невероятные крылья.
– Я пришла.
Я делаю шаг к ней, и она делает шаг навстречу. Обхватывает меня тонкими руками, прижимается всем телом. На этот раз на ней серозеленый облегающий комбинезон, из которого торчат только крылья, кисти рук и ступни ног. Да, конечно, осень на дворе.
Я вдруг подхватываю ее под мышки, кружу вокруг себя и смеюсь, смеюсь счастливо, долго.
– Ты пришла! Ты моя! Ты здесь!
Она тоже смеется, и вдруг, распустив крылья, одним взмахом останавливает мое вращение, опрокидывает на пол, и мы валимся под звон чегото мелкого и стеклянного.
– Я у тебя разбила чтото.
Она поудобнее ложится на меня, как на диван, берет в твердые ладошки мое лицо. Ладошки быстро становятся горячими, прогреваясь с холода, нежат мои щеки. Ее глаза занимают все поле моего зрения. Вот, вот сейчас…будто перышком…
– Ай, больно! я чувствую на губах солоноватый привкус крови и ты еще меня обзываешь хищником!
– Слушай, мне же дали отпуск до завтрашнего вечера! Мы будем вместе целые сутки!
– Признайся, ты нарочно подстроила все это, чтобы нам наконец побыть вместе?
Она вскакивает, как пружинка.
– Нет, какой ты всетаки безобразный! Как ты мог так обо мне подумать?
Я встаю на колени, обнимая ее под крыльями. Под комбинезоном чувствуется упругое тоненькое тело, ее сердце бьется медленно, размеренно.
– Мое сердце приспособлено для полета, Рома. Сейчас оно работает в четверть силы. Это у тебя оно трепещет от одного моего вида.
– Просто я тебя сильнее люблю.
– Даа? Сейчас проверим…
Ее глаза опять занимают все мое поле зрения, и я тону в их неистовом сиянии. Долгий, тягучий поцелуй.
– Я есть хочу вообщето!
Ирочка деловито обследует содержимое холодильника.
– Ты неисправим, мой хищник. Мясо, мясо и только мясо. А это что?
– Пельмени. Внутри там тоже мясо, во всяком случае теоретически. Там еще рыба есть и яйца.
– Вижу. Рыбьи трупы ничуть не лучше трупов животных. Ага, есть!
Она сноровисто вытаскивает из недр холодильника помидоры. Про них я и забыл.
Она раскладывает все извлеченное на две кучки.
– Так, это мне она подвигает к себе коробочкугрохотку с десятком яиц, полдюжины крупных помидоров, пачку масла. Остальное хищному зверю.
Она вдруг вскидывает голову, впивается взглядом в мои глаза:
"У тебя не хватает еды? Отвечай!"
"Да нет, что ты! Мне дома и естьто некогда, вот я и не стараюсь"
Она смягчается.
– Ладно, из этого получится неплохая яичница. А помидоры я съем сырыми.
"… Твой папа сказал, что ты притащишь мне документы…"
"Все есть. Но сегодня никаких дел. Только мы"
Мы лежали на широком диване, я на спине, Ирочка на моей груди. Ее крылья развернулись и укрыли нас обоих сразу стало тепло и уютно.
На этот раз она попросила меня снять всю одежду, и я не возражал. Мы знакомы уже тысячу лет, чего же нам стесняться?
"Все будет, как ты скажешь. Устала, пока летела?"
"Нет, что ты. Я летела сюда в транспортном коконе, он выпустил меня прямо над вашим домом. Я не могла потерять три часа нашего времени она фыркнула в голос да еще предстать перед тобой в виде мокрой курицы. Дождь же был!"
Она замолчала, но я видел ее беспокойство и глубоко укрытую тоску. И страх.
"Что случилось, родная? Не молчи!"
Ее глаза рядом.
– Ты в последний раз видишь меня такой, Рома. Завтра вечером мы расстанемся, а послезавтра я ложусь в витализатор. Все готово, Рома, и дела я сдала полностью. Я и лопухнулась только потому. Расслабилась.
Мое сердце ухнуло в яму. Все. Больше никогда она не накроет меня своими крыльями…
Она заплакала в голос, и я судорожно стал ее ласкать.
– Подожди…дай…мне…поплакать…
Она рыдала, изо всех сил вцепившись в меня твердыми пальцами рук и ног. Я гладил ее, шептал какуюто бессвязную чушь, целуя куда попало. Рыдания понемногу гасли, она затихала.
– Ну вот мне и легче она еще всхлипывала, потом рассмеялась, еще сквозь слезы. Еще одно, Рома. Я подумала…
Меня бросило в жар, я уже видел ее мысль, но ждал, когда она скажет вслух.
– Глупо лишать тебя такой возможности. Завтра ночью ее уже не будет. Хочешь меня, сейчас?
Ее ноги вдруг широко раздвинулись, обхватили меня, вцепившись длинными пальцами ступней в мои ягодицы. Нечеловеческий жест. Она смотрела на меня в упор, напряженно и внимательно. Ее мысли и чувства роились, клубились. Нет, слишком сложно для меня, не прочесть. Ясно только одно это не страсть.