День Астарты
Шрифт:
— У него заражение, вот что мне кажется, — перебила Риче, — надо выбираться отсюда…
— Как выбираться? — спросил Ларк, — Вокруг всемирный потоп, а Мэйв и Грэм…
Мэйв осторожно потрогала через компресс распухшую ногу и сообщила:
— Я бы могла прыгать на одной ноге, опираясь на кого-нибудь. А для Грэма можно, я думаю, сделать что-то вроде носилок. Разве нет?
Ларк кивнул.
— Допустим, так. И что дальше?
— Дальше мы могли бы пойти вниз по реке. Тут не очень далеко, правда?
— Да. 20 миль по прямой. Но ты же помнишь, как мы шли вверх по этой реке? Она изгибается туда-сюда, как змея! И вокруг нашего пригорка воды по колено.
— И что, так и будем сидеть, пока не сдохнем?
— Ларк, мне страшно, — снова пробормотала Джес.
Он мягко обнял ее и похлопал по спине.
— Не бойся, нас обязательно найдут.
Риче с досадой ударила кулачком по колену.
— В этих гребаных джунглях нас могут искать неделю! Кевин, черт тебя возьми! Ты же был в «Surf-lifesaving volunteers»! Ты должен уметь что-то!
— Я как раз думаю, что можно сделать.
— Что ты можешь придумать, сидя вот так, в палатке!
— А что я могу придумать, если вылезу под этот чертов дождь?
— … Под которым даже писать приходиться, накрывшись полиэтиленом, — добавил Ларк.
— Черт! — воскликнула Риче, — Я все рано иду на разведку!
— Ладно, — вздохнул Кевин, — если ты так ставишь вопрос…
По словам старожилов, еще 5 лет назад Онелама не отличалась от других маленьких (полдюжины домов) папуасских поселков каменного века в 10-мильных окрестностях Вамены. Это была одна из жемчужин палео-этнографического туризма — реальных домохозяйств с бытом эпохи питекантропов. Папуасы обитали в травяных хижинах, ходили голыми, пользовались каменными топорами, луками и стрелами, копьями с костяным острием и палками-копалками, и добывали скудное пропитание охотой, собирательством, рыболовством и самым примитивным земледелием. Увидев такой реальный палеолит своими глазами, цивилизованный европеец (американец, японец, австралиец) испытывал острый приступ оргиастической мании величия перед этими полуживотными, копошащимися в первозданном Эдеме, и не жалел о внушительной сумме, в которую ему обошлись услуги турфирмы по экскурсиям в долине Балием.
Лет 10 назад главной проблемой «Tour Baliem Valley Resort, GmbH» были миссионеры. Они морочили голову папуасам местного племени да-ни, убеждали их носить штаны и платья. Питекантроп в штанах или в платье это бесперспективный объект для туризма. Кроме того, миссионеры не учили новообращенных даже элементарным правилам гигиены при использовании одежды. Штаны и платья, носимые годами без стирки, превращались в мобильные гнезда насекомых и инкубаторы микроорганизмов. Прямо бактериологическое оружие, иначе не скажешь. Это приводило к падению поголовья папуасов, и создавало дополнительный риск для туристов, не говоря уже о запахе…
Надежды на то, что индонезийские власти (более склонные к исламскому суннизму и к буддизму Махаяны, чем к христианскому протестантизму или католицизму), придавят миссионерскую активность — не оправдались. Аннексия Ириана (Голландской Новой Гвинеи) индонезийским президентом Сукарно в 1963, как и его последующая военная авантюра в отношении Малайзии, привели Индонезию к крайне неприятному кризису 1965, а сам Сукарно был отстранен от власти хунтой Сухарто и умер в тюрьме. С того времени новогвинейская провинция стала восприниматься, как символ авантюризма. Умеренный индонезийский истеблишмент обходил стороной это несчастливое место. Правда, в начале XXI века, когда в Саронге, на западной оконечности Новой Гвинеи нашлась нефть, в Джакарте разработали реформу Ириана, но конституционный суд пресек эту дорогостоящую и сомнительную инициативу. Все осталось, как было, а голландские миссионеры, все так же получая субсидии из Амстердама и Гааги и от Всемирного Совета Церквей, продолжали портить здесь этнографию и демографию.
После окончания II Холодной войны миссионерская активность усилилась притоком субсидий из фонда ЮНЕСКО, и в долине Балием, рядом с единственным маленьким госпиталем в деревне Хитигма, на окраине Вамены, началось строительство Миссии во имя Св. Хунгера Утрехта. Тогдашний менеджер-директор «Tour Baliem…» немедленно попросил о переводе в другой филиал «Exin-Travel, AG» (ссылаясь на проблемы со здоровьем после перенесенной малярии), и его место занял предшественник Вейдека — Иохан Ван-Шейд, старый дядька, который из принципа не хотел уходить на пенсию несмотря на слабое сердце. Ему пошли навстречу. Отправляясь в Балием, он немного грустно пошутил «Там, ребята я и умру, вместе с этим бизнесом». Ван-Шейд оказался прав лишь наполовину. Он действительно умер тут, полгода назад, в возрасте 76 лет, и был с почетом похоронен при участии мэра, полицмейстера и шефа CSAR. А бизнес выжил — т. к. «Миссия во имя…» закрылась в день своего торжественного открытия.
Старожилы рассказывают так: после того, как приехавший персонал миссии радостно перерезал ленточку и занес внутрь аудио-видео- и прочую миссионерскую технику, на месте событий неожиданно возник тогдашний шеф CSAR с патрулем. Он, улыбаясь, пожал руки всему прибывшему коллективу, а затем отдал короткий приказ офицеру: «Сивилов — эвакуировать, здание с имуществом — передать госпиталю, по акту». Лидер миссии пытался протестовать, но через полчаса миссионеров эвакуировали. Попытка миссионеров жаловаться официальным индонезийским властям провинции, не имели никакого результата. Бонзы сочувственно качали головами, но по их глазам опытный человек мог легко понять: «Пардон, нас уже ангажировала другая сторона». Штаны и платья так и не вошли в моду в Балиеме, а Ван-Шейд спокойно работал еще 4 года.
Казалось бы, тучи рассеялись, и Эрих Вейдек получил в управление перспективный бизнес, заново родившийся благодаря своевременному явлению CSAR… Но увы — городок CSAR, вросший в деревню Онелама (которая затем разрослась, поглотив до десятка соседних деревень), совершенно изменил здешний образ жизни. Папуасы продолжали жить в травяных хижинах и ходить голыми — но в этих хижинах как-то неожиданно образовалось электричество и водопровод во дворе, а на обнаженных папуасских телах стали все чаще встречаться чехлы-браслеты с трубками woki-toki. Вокруг Онелама как-то вдруг возникли довольно обширные огороды, и землю там обрабатывали, увы, не палкой-копалкой, а маленькими фермерскими трициклами-электромобилями с навесным эквипментом. Длинными темными экваториальными вечерами, папуасы, как и раньше, исполняли для туристов первобытные пляски у пылающих костров, но рядом папуасские дети играли с новенькими ноутбуками и прикалывались, глядя через web-cam на утренний Нью-Йорк или Рио-де-Жанейро.
Модернизацией был охвачен ближайший к Вамене сектор правого (т. е. юго-западного) берега Балием-ривер, протекающей по оси долины. Левый берег и местности в радиусе более 10 миль от Онелама пока содержали достаточно поселков, еще не испытавших на себе сокрушительный удар постиндустриальных технологий. Эрих Вейдек полагал, что они продержаться в первобытности еще лет 10 — если только CSAR не увеличит здесь свой штат (составлявший в данный момент около пятисот человек). Численность штата этой конторы и взрывная волна модернизации были взаимосвязаны. Между туземным населением Онелама и персоналом CSAR не наблюдалось никакой границы. Когда отдыхающая смена «военного городка» снимала свою униформу и шла развлекаться вместе с туземцами игрой в мяч или танцами, становилось ясно, что это — однородная этническая группа, с общим языком и обычаями, одинаковыми песнями и одинаковой манерой флирта. Разница была только в образовании, профессиональной подготовке и материальном достатке, но для молодежи на природе это не барьер.