День Бахуса
Шрифт:
Капитан, наблюдавший за мной, угадал ход моих мыслей, приободрил и между делом он напомнил и другие правила-поговорки, упирая на то, что они не всегда соответствуют истине: Кто до слез доводит, тот добра желает. Кто тебя славит, тот надуть норовит. Кто на людях много ест, тот дома ест мало. Кто строит дурака, тот знает больше других. Кто любит жизнь, тот чаще её и губит. Кто хулит товар, тот хочет его купить. Кто шутит, тот нередко правду говорит. Кто слишком благоухает, тот дурно пахнет. Кто владеет всем, тот не владеет ничем.
Сказанное капитаном то ли в шутку, то ли в назиданье растрогало меня. И если
Скоро мы благополучно спустились вниз, радуясь крепчавшему ветру. К ужину, когда птицы принесли нам провиант, корабль набрал довольно приличный ход и широкой грудью рассекал встречные волны. Глядя на разбегавшиеся бурунчики, я погрузился в созерцание пустоты и не заметил, как палубы заполнила новая развеселая команда.
Как это могло произойти? Не знаю, не видел. В море Бахуса бывает и не такое.
Не стоит делать скороспелых предположений, что море вина напросто повышибало к чертям мои иллюминаторы, и они не видели дальше собственного носа. Идите к черту с такими предположениями, а я-то знаю, лишь отправившись странствовать, я стал видеть гораздо лучше. Чем дальше я плыл, тем лучше осознавал возможные трудности и неприятности. Не раз приходилось видеть, как сквозь лица веселящихся друзей проступают черты сатиров, демонических козлоногих спутников Вакха. Когда сатиры пускаются в пляс, мир превращается во что угодно: и в вертеп, и в сверкающий поток свободы. Может быть похотливой сукой с горячей промежностью, а может смеяться чистым искренним детским смехом, одаривая воздушными поцелуями и радостью.
От такого лицедейства становилось не по себе. Однако я сказал себе, что глупо волноваться по пустякам и отказываться от дальнейшего плавания из-за каких-то там видений.
Фортуна долго заботилась о корабле, с капитаном которого я очень сдружился, но, как водится в её характере, неожиданно ей наскучило быть верной и доброй спутницей. Она покинула нас, крутанув напоследок колесо в другую сторону. И тут же злые стихии набросились на нас, словно свора голодных псов. Готовые растерзать бурями и неудачами они жадно вгрызались в тонкую перегородку, отделявшую наш корабль от гибели.
Пасмурным осенним днем корабль увлекло сильное течение. Впереди со дна моря черными когтями поднимались острые рифы. К несчастью, начавшийся прилив не оставил никакой надежды управлять судном. Скорость течения составляла несколько миль в час. Как мы не старались, но поднявшийся ветер и течение быстро несли нас на рифы. Прежде, чем мы успели проститься, корабль с силой ударился о подводные скалы и разлетелся в щепки.
Что случилось со всей командой, я не знаю. На ближайший берег выбросило только нас с капитаном да еще бочонок красного вина.
Берег принадлежал небольшому острову, прорезанному цепью гор, между ними тянулась плодородная долина украшенная деревьями и ручьями. Среди них мы увидели множество хижин и садов, окруженных живой изгородью цветов и пышного кустарника.
Остров оказался довольно примечательным местом. Населяли его смешавшиеся в одну дружную семью колонисты и аборигены, они подобрали нас израненных и обессилевших и выходили. Радушие и гостеприимство, столь щедрое и искреннее, первое, что здесь удивило нас. Поправившись, осматривая остров, мы везде встречали одинаково трогательную приветливость. Милый и уютный, словно женское рукоделие, с множеством тропинок, петлявших по садам между ухоженных хижин, остров слегка походил на выдумку.
Почти над каждой крышей развевался чудной флажок, изображающий на голубом фоне красную розу с дубовыми листьями и летящую вокруг неё пчелу. Видимо, это был герб острова, но что он означал, мы не смогли узнать. Никто не отличался здесь особой болтливостью. Люди были дружелюбны и услужливы, но на наши многочисленные вопросы отвечали лишь жестами да непонятными знаками, которые чертили на земле.
Нет, они не были лишены дара речи. Просто в разговоре они старательно обходили всё, что касалось их понимания жизни. А самим нам узнать что-либо было трудно. Никакого культа или религии, через которые можно понять мировосприятие островитян, мы не обнаружили. Их взаимоотношения также не имели культуры торговли и денег.
Единственное, что мы выяснили точно – жители острова, подобно Пифагору, даже в столетнем возрасте оставались олицетворением величия и силы. Конечно, это можно было объяснить благоприятным климатом, здоровой пищей и трудолюбием, однако дело не только в этом. Соблазнившись секретом долголетия, капитан решил остаться на полюбившемся острове.
Мною же руководило другое стремление.
Узрев столь чудесное место, мне не терпелось увидеть и прочие, в существовании которых я теперь не сомневался. Не желая злоупотреблять гостеприимством, когда закончился бочонок вина, я собрался при удобном случае отправиться дальше.
Скоро такой случай представился, и я ступил на палубу проходившего мимо корабля, перед тем душевно простившись с моим другом. Он подарил мне на память свою любимую капитанскую трубку, начиненную лучшим бэнгом, дал также несколько добрых советов. И, взяв обещание, навестить его, благословил в добрый путь.
И я, пыхтя трубкой, поднялся по трапу навстречу новым приключениям.
На корабле я попал в общество весьма обаятельных людей. Новый капитан оказался настолько славным малым, что первый подавал пример во всем, не зная меры ни в чем. И хотя, некогда мудрый Клеобул трижды отвечал одним словом «мера» царю, трижды просившего совета достойного небесной мудрости Клеобула. Мой капитан либо совсем забыл о славном Клеобуле, либо просто наплевал с высокой колокольни на его мудрые советы, а также заодно начихал и на Питакка из Митилены, изрекшего: «Во всем избегайте излишеств». На этом корабле, напротив, их отнюдь не избегали, забывая: ne quid numis – ничего слишком.
Видя общее желание не знать меры, поддерживаемое капитаном и всей командой, я не стал спорить, строить из себя умника, вломившегося в чужой монастырь со своим уставом. И включился в эту увлекательную игру, очень похожую на невинную забаву. Тем более, что я и сам соскучился по безудержному веселью, которое (никогда не надо забывать) всегда кончается по-разному. Если, конечно, есть разница между тем, чего можно лишиться – головы или задницы.
К началу третей недели плавания у нас иссякли запасы пития. И хотя, брали мы из расчета на два месяца, дули мы это питие, как полагалось, без всякой меры. К счастью, жажда не мучила долго, к исходу того же дня мы заметили признаки материка или, возможно, всего лишь острова. Мимо проплывали стволы деревьев, пучки уносимой течением травы и водорослей, над нами пролетали наземные птицы. Скоро впереди показалась земля. По мере приближения, она всё более раздавалась вширь. В лучах начинающего садиться солнца незнакомый берег отсвечивал зловещей до неприличия краснотой.