День денег
Шрифт:
Впустил мужчина в джинсах и майке, живот нависал на джинсы, от мужчины пахло чем-то кислым, но потом Парфенов понял, что это запах всей квартиры.
– На сколько? – спросил мужчина.
– Часа на два.
– Обоих?
– Кого?
– Девушек обоих?
– Обоих, – усмехнулся Парфенов.
– Семьсот пятьдесят, – явно наобум сказал мужчина, с трусливой наглостью глянув на Парфенова.
Но тому неохота было изображать из себя знатока. Он вынул пачку денег, отлистнул семь сотенных и пятидесятку.
– Туда, – указал мужчина.
(Квартира
«Обои» эти хоть и были малочисленны, но представляли собой лаконически воплощенное стремление угодить всем вкусам. Одна, естественно, блондинка (неестественная), вторая – брюнетка (кажется, природная). Одна повыше, ближе к топ-модельному стандарту, но, само собой, статнее, вторая – гибче и мельче, зато красивенькая, с орехово-зелеными, подлость такая, глазками.
В комнате был широчайший диван, ничем не покрытый, зеленого цвета, во многих местах залоснившийся, – и больше почти ничего не было. Ну и телевизор, конечно, с видеомагнитофоном, оттуда ритмические стоны звучали. Девушки лежали на диване в мятом полупрозрачном белье, которое должно было казаться эротичным, в опостылевший телевизор не смотрели, а смотрели так как-то… в никуда. Вот мужчина вошел – стали смотреть на него. Не старый еще, хорошо. Не сильно пьяный, тоже хорошо. Одет не сильно круто, тоже хорошо. Интеллигент, в общем, как они таких называли. Не самый худший вариант (хотя некоторые из них так распоясываются – почище загулявшего братана какого-нибудь).
В дверь постучали.
– Не желаете напитков? – спросил мужчина голосом официанта.
– Желаем! – тут же откликнулась блондинка.
Слово ее произвело неожиданное действие. Мужчина влетел, поставил наскоро на пол поднос с бутылками и какой-то дрянью-закуской, подскочил к блондинке, схватил ее за ухо и стал крутить с криком:
– Я тебе сколько говорил, подлюка! Ты к концу дня опять лыка вязать не будешь? Работать я буду за тебя?
– Я пошутила! – верещала блондинка.
– То-то, – сказал мужчина, вытирая пальцы о штаны. А потом нагнулся и что-то пошептал ей в наказанное покрасневшее ухо. Она кивнула.
Все это выглядело как дело семейное, обычное, при котором посторонних не стесняются, поскольку они, войдя сюда, тут же как бы становятся членами семьи. И именно поэтому мужчина сказал Парфенову совершенно по-свойски:
– Ей не давать, заметано?
– Ладно, – кивнул Парфенов.
Мужчина вышел.
Повисла пауза.
Всем было скучно. Ни Парфенову, ни девушкам не хотелось начинать того, ради чего они были здесь.
Вдруг блондинка вздохнула, разделась (такими бытовыми движениями, как в бане раздеваются), легла на спину, резко подняла вверх ноги и брякнула их, раскидывая, о постель так, что та вся заколыхалась. Ее подруге это показалось почему-то очень смешно, она аж повалилась от смеха.
Полежав так некоторое время, блондинка поднялась, села
– Мущин, а мущин! Налей полстакашка, а? У меня день рожденья сегодня, а он даже в день рождения меня оскорбляет!
– И мне немножко! – просюсюкала черненькая.
Что ж, налил им Парфенов винца, а себе – водки. Чокнулись.
– Юля.
– Галя.
– Пал Палыч.
Девушки, выпив, закусили дольками соленых огурцов, а Парфенов выбрал апельсин.
Ему тепло стало и хорошо.
Намеревался он совсем другое делать: раздеть этих шлюх, излапать их, изнасиловать, унизить словами и движеньями, довести до того, чтобы пощады запросили.
И – расхотел.
И – сидят, выпивают (он вдогонку тут же еще выпил), разговор завязался.
– На улице такая прелесть! Золотая осень! – сказала Юля. – А этот сучец нас даже погулять не выпускает. Собак, и тех выгуливают.
– Хочу собаку, – печально сказала Галя, – чтоб меня любила, а других грызла.
– А поедем на природу! – сказал Парфенов. – Недалеко, в пригород. Постоим, воздухом подышим, осенним лесом полюбуемся. А?
Девушки переглянулись.
– Я оплачу!
– Нет, – сказала Юля. – Он не разрешит.
– Жаль. На природе, знаете, думается хорошо. О себе. О жизни.
И Парфенов взял да и рассказал этим девушкам о себе и о жизни, о том, что на самом деле он хотел стать когда-то матросом торгового флота и избороздить все моря и океаны, а потом сбежать (еще в советское время) с корабля, устроиться портовым грузчиком, потом начать собственное дельце, слегка разбогатеть, поселиться на берегу в какой-нибудь камышовой хижине и писать книги, как писатель Эрнест Хемингуэй. Знаете такого?
Девушки не знали.
Парфенов близко к тексту рассказал им один из своих любимых рассказов «Кошка под дождем». На девушек это произвело почему-то такое впечатление, что они заплакали. Заплакал и Парфенов.
– Что мы всякое фуфло пьем? – сказала Юля. – У меня день рождения или нет? – И она достала начатую бутылку «Мартини». Налила всем. Сказала:
– За вас! – и подняла стакан.
– Спасибо, – сказал Парфенов и отпил из стакана.
И еще лучше, еще теплее стало ему. Он погладил по колену маленькую девушку.
– Ты на мою дочь похожа!
– У вас есть дочь?
– Нет. Но я хотел. И тебя хочу.
Парфенов потянулся к девушке и упал, потеряв сознание.
Глава тридцать шестая
Невскрываемый портфель
Долго ли, коротко, а выпивка кончилась. Она всегда кончается, сколько б ее ни было. И наличности у Змея не осталось. Он пошел к матери, чтобы у нее взаймы спросить, но она куда-то отлучилась, скорее всего к соседям телевизор смотреть. Можно бы и поискать, и подождать, пока вернется, но – время не ждет, гости не ждут! А ведь деньги есть: его доля в бронированном портфеле. А портфель в сарае, во дворе, под ящиками с картошкой. Он возьмет немного, разве друзья осудят его? Возьмет из своих.