День Диссонанса
Шрифт:
– Мадж, не суйся! – вспылил Джон-Том.
– Ну, извини, шеф. Не мое собачье дело, да? – Он попытался спрятать ухмылку и, мельтеша короткими толстыми лапами, живо переместился поближе к Розарык.
– Я просто забочусь о твоем благополучии, – попробовал объяснить Глупости Джон-Том. – И не в моей натуре заводить любимчиков. Ты, наверное, заметила, что из приюта мы выпустили всех, а не тебя одну.
– Да, но пришли вы не ради всех, а ради меня одной.
– Конечно, Глупость. Ты же наша подруга. Хорошая подруга.
– И только? –
Краем уха слушая этот инфантильный диалог, Розарык не могла подавить раздражение. Люди – идиоты. Сама она на бегу успевала осмотреть каждую аллею, которую они пересекали. Друзья Улицы, как только соберут попавшихся беглецов, конечно, заявят в полицию о налете на приют. Мало ей этой заботы – приходится выслушивать банальности из уст юной человеческой самки, бесстыдно флиртующей с Джон-Томом.
Но отчего? – задумалась она над причиной своего смущения. Почему ей так докучает безобидная человеческая болтовня? Ведь чаропевец, хоть он и очень мил, не принадлежит ни к одному из родственных ей семейств. Ни о чем, кроме дружбы и взаимного уважения, тут и думать не стоит. Человек – тощее безволосое существо, ростом едва достающее ей до пояса. Надежда связать с ним судьбу нелепа!
Тигрица убеждала себя, что ее интерес к нему естествен. Джон-Том – друг и спутник. Как он сказал девчонке?.. «Не в моей натуре заводить любимчиков». Да, тут его понять можно: мало приятного, когда тебе навязывается какая-то сопливая проныра. А уж Глупость своего не упустит, дай ей хоть полшансика. В чем, в чем, а в этом сомневаться не приходится.
Розарык сокрушенно качала головой, видя, как парень теряется под градом шпилек и прозрачных намеков, и дивясь примитивности человеческого обряда ухаживания. О Джон-Томе она была лучшего мнения.
Наконец у нее лопнуло терпение.
– Думаю, можно больше не спешить.
Джон-Том и Мадж согласились. Все перешли на быстрый шаг. Розарык приблизилась к девушке.
– И еще я думаю, нам совсем не вхедно было бы немного помолчать. Ни к чему пхивлекать к себе внимание. И вот еще что. Если и впхедь я буду вынуждена слушать жеманные посулы этой кхивляки, меня может выхвать.
Глупость вонзила в тигрицу свирепый взгляд.
– Ты чем-то недовольна?
– Ничем особенным, самочка. Пхосто я считаю язык бесценным дахом, и мне всегда действует на нехвы, когда им болтают попусту.
Глупость повернулась к Джон-Тому, ее синие глаза и светлые локоны полыхнули отблесками витрин и уличных фонарей. Засверкали и дождевые брызги на коже.
– Джон-Том, ты тоже считаешь, что я несу чушь?
– Ну, разве что самую малость.
Она состроила великолепно отшлифованную гримасу горькой обиды. Розарык вздохнула и отвернулась, тоскливо подумав: чем же все это кончится? Чаропевец показал себя человеком недюжинного ума и проницательности, и теперь тошно было смотреть, как им вульгарно манипулируют. Она скрипнула зубами и прибавила шагу.
– Я тебе не нравлюсь? – шепнула Глупость Джон-Тому.
– Что ты! Конечно, нравишься.
– Я знала! – Она повернулась и так неожиданно обхватила его руками, что он чуть не упал. – Я знала, что ты в меня втюрился.
– Глупость, я тебя прошу. – Джон-Том неохотно высвободился, а Розарык с трудом преодолела соблазн помочь ему и заодно сломать паршивке обе руки. – Глупость, у меня уже есть женщина.
Ее глаза тотчас потухли.
– Ты ни разу об этом не говорил. – Теперь она смотрела прямо перед собой.
– Потому что не было необходимости. Ее зовут Талея. Она живет далеко отсюда, за Глиттергейстом, возле Линчбени-града.
Эти слова не миновали ушей выдра, и он остановился подождать товарищей и вставить невинным тоном:
– Конечно, нельзя сказать, что она «его» женщина. Они всего лишь друзья.
Это разоблачение мигом вернуло Глупости оптимизм.
– О! В самом деле?
– К тому же ты слишком молода для того, о чем думаешь, – продолжал Джон-Том, взглядом обещая выдру медленную и мучительную смерть.
– Для чего молода?
– Просто слишком молода. – Странно, только что на языке вертелись подходящие слова. Удивительно, как ловко они смылись в самую неподходящую минуту.
– Спорим, я сумею убедить тебя в обратном? – кокетливо предложила девушка.
– Вот наша улица. – Он поспешил прибавить шагу. – Еще две-три минуты – и мы в гостинице.
Из ниши в стене дома навстречу им выскочила мохнатая фигурка. Розарык потянулась за мечами, Мадж ухватился за лук, а Глупость спряталась за спину Джон-Тома. Разглядев фигурку, все успокоились.
– Яльвар! – Джон-Том не смог скрыть удивления. – Что ты здесь делаешь?
Старец прижал к губам палец и поманил их за собой. На цыпочках они двинулись следом, свернули в длинный узкий переулок, в нестерпимое зловоние гниющих отбросов. Яльвар показал вперед, за широкий перекресток.
Обе тяжело нагруженные кибитки по-прежнему стояли у гостиничного крыльца, привязанные к перилам. Но возле них ошивались по меньшей мере две дюжины скунсов и виверр в мундирах снаркенской полиции. Подле переднего фургона в задушевной беседе с командиром полицейского отряда коротали время несколько типов в добротных цивильных костюмах.
Яльвар отступил в тень.
– Я заметил, как они подошли, – прошептал он. – Многие остались возле наших повозок, другие поднялись по лестнице. Я притворился в баре пьяным и подслушал, о чем они говорили между собой и с хозяином гостиницы. – Взгляд хорька перебрался с Джон-Тома на Маджа. – Они говорили про тебя.
– Про меня? – сдавленно пискнул Мадж. – Э, чувак, да я-то тут при чем?
– При том, – пояснил Яльвар тоном обвинителя, – что ты, похоже, успел тут кое с кем сыграть в кости.