День другой – кошмар все тот же

Меньшенин Евгений

Рома умер осенью две тысячи двадцать первого года, когда я болел короной. Знаете, эта смерть напугала меня. У меня как будто кусочек детства украли, а вместе с ним и кусочек жизни. Я почувствовал себя смертным. Иногда я вслух произношу «Рома умер», как будто убеждаю себя в том, что его больше нет. Мне до сих пор не верится. Огромный Рома, добряк, каких свет не видывал, в его теле вес был прямо пропорционален количеству добра в его сердце. Жаль, что все так вышло. Твое влияние на меня неоценимо.

Как я уже говорил, я переболел короной осенью 2021 года. И редактировал повесть, которая заняла почетное первое место в этом сборнике, в самом начале болезни. А дальше пошло-поехало. Переболел я очень тяжело. Месяц я лежал,

практически не вставая. Я вызывал врача на дом. Ко мне приходила молодая девушка-фельдшер с очень уставшими глазами. Я подарил ей одну из своих книг в благодарность за ее помощь. Но больше всех мне в период больничного помогла Маша Медведева, обеспечив меня ежедневной доставкой вкусных и питательных блюд. С учетом того, что я не мог ходить в магазин, стоять у плиты и тем более думать о готовке, такие подарки были для меня как объятия матери – всегда желанны и приносили радость. Благодаря тебе, Маша, я встал на ноги через месяц, а не через полгода, что не так уж далеко от истины.

Ну что ж, вот и подошло время к рассказам ужасов. Честно сказать, я не знаю, в каком жанре пишу, да это и не важно. Я себя отношу к писателям ужасов просто потому, что этот жанр наиболее точно описывает те сцены, которые МОГУТ вам встретиться на странице книги. Но не обязательно здесь будут ТОЛЬКО ужасы. Я в целом люблю литературу, главное, чтобы она была тревожная (тут я коварно улыбаюсь, как Гринч, который хотел украсть Рождество, ну или как герой актера Джима Карри из фильма «Один дома 2», кому что ближе).

Как обычно, в книге есть заглавная повесть, которая, как планета в космосе моих книжных потуг, притягивает к себе несколько спутников-рассказов поменьше.

Рабочее название этого рассказа было «Амнезия», но впоследствии я понял, что больше ему подходит «Бесконечный кошмар». К сожалению, в гугле будет очень сложно найти такое название, поэтому повесть теперь называется «День другой – кошмар все тот же».

Идея рассказа родилась из моего недуга, который в какой-то момент очень обострился. Дело в том, что прошлое не кажется мне моим прошлым. Да, я помню те события, что произошли, но не задумываюсь о них как о своем прошлом, мне все время кажется, что это был не я и произошло это не со мной. И если меня спросят, что я делал позавчера, я и не подумаю взять в расчет свои воспоминания, потому что там не про меня, и вообще, меня тогда еще не существовало, я существую в настоящем всего лишь один день и больше меня нет нигде. Порой это ощущение сильно напрягает, это как бы отделяет тебя от твоей же жизни, и ты не чувствуешь, что живешь, и кажется, что жизнь просто тебя избегает. В какой-то момент я вспомнил фильм «50 первых поцелуев». У героини, которую сыграла Дрю Бэрримор, было отклонение, и это очень напомнило мне мой недуг: девушка каждую ночь забывала всю свою жизнь вплоть до одного и того же дня в далеком детстве. Таким образом она всю жизнь проживала одно и то же. Причем отец ее ничего лучше не придумал, чем увезти ее на остров подальше от городской суеты и делать вид, что типа ничего не происходит.

Этот фильм снят в комедийном жанре с чудесным слезливым концом. Я понимаю, что создатели кино хотели показать, что даже травмированные люди, потерявшие память, способны любить, что даже у них может наладиться жизнь, у них есть надежда, и надежда не сдается до конца. Но вот в чем прикол. Мне не кажется эта ситуация чем-то позитивным, ведь наша жизнь – это в основном то, что мы помним о себе. И если мы ничего не помним, то мы как бы и не существуем. По мне, так это ужасно – каждый раз возвращаться в прошлое и осознавать, что ты прожил жизнь, но ты даже не помнишь этого и никогда не вспомнишь, и даже более того – ты так и не узнаешь, что будет дальше – это бесконечный кошмар. Ты как будто находишься в клетке, откуда не выбраться никогда, ты в западне, в ловушке своего мозга и памяти. И это мне кажется ужаснее ужасного.

И для меня это не комедия и не романтическая драма, для меня это кошмар, ужас, жуть, триллер и вот это вот все.

Поэтому предлагаю вам заглянуть в мою фантазию и посмотреть на то, как я себе представляю жизнь девушки, которая каждую ночь забывает все вплоть до одного далекого дня, оставшегося в прошлом.

12.06.2022

г. Москва

День другой – кошмар все тот же

1

Нужно начать терять память, пусть частично и постепенно, чтобы осознать, что из нее состоит наше бытие. Жизнь вне памяти – вообще не жизнь. <…> Память – это осмысленность, разум, чувство, даже действие. Без нее мы ничто…

1

Редактор: Яна Гецеу

Луис Бунюэль

Генри: Все будет хорошо, Люс.

Люси: Не говорите «Люс». Я вас едва знаю.

Отец Люси: Родная, он вроде как твой парень.

Фильм «50 первых поцелуев»

Часть 1

1

Катя не хотела просыпаться, слишком уютный был сон, но боль становилась нестерпимой, будто в спину воткнули нож: от поясницы до шеи и плеч все горело. Катя перевернулась на бок, потом на другой, но ей никак не удавалось найти хоть сколько-то комфортное положение.

Кто-то рядом захрапел.

Сердце Кати подскочило к горлу. Она распахнула глаза. Веки были тяжелыми, и Катя едва удерживала их открытыми. Мир будто затянуло грязной пленкой, она почти ничего не видела.

Катя с трудом оторвала голову от подушки, протерла глаза, обнаружила себя в незнакомой комнате в предрассветных сумерках и уставилась на лысого мужчину в пижаме, который лежал на спине с открытым ртом и мерно похрапывал.

Катя завизжала:

– Па-а-апа-а-а! Па-а-апа-а-а!

И с ужасом осознала, что голос ее звучит так, будто вчера она сорвала связки на концерте «Агаты Кристи» – хрипло и прерывисто. Она закашлялась, а в легких будто взорвалась граната с гвоздями.

Мужчина открыл глаза и, щурясь, потянулся к плоскому черному прямоугольнику на тумбочке у кровати.

– Ой, кажется, я проспал… Дорогая?

Он взял прямоугольник, что-то нажал, и тот засветился. Мужчина повернулся к Кате.

Совершенно точно, Катя не у себя дома. Кровать была чужая. Пропали плакаты Натальи Орейро и «Агаты Кристи», пропали полки с книгами и стол-раскладушка, пропал уголок с домом для кукол Барби, который она собиралась подарить двоюродной сестре, пропал аудиомагнитофон и коллекция кассет с записями Roxette, No doubt и «Наутилуса». Она была в чужой комнате с огромной кроватью, двумя тумбами и странными черными прямоугольниками, один из которых держал в руках мужчина, а второй, больше раз в сорок, висел на стене напротив кровати.

– Па-а-апа-а-а! – закричала Катя, но снова закашлялась.

– Дорогая, успокойся, пожалуйста, – потянулся к ней мужчина.

Катя завизжала и поползла назад:

– Кто вы? Не трогайте меня! – кричала она.

Кровать внезапно кончилась, и Катя рухнула на пол, ударившись так больно, что в глазах потемнело.

– Дорогая, – услышала она голос мужчины. – Ох, прости меня, сейчас я включу свет.

Спину Кати будто нашпиговали спицами. Пальцы ломило, голова была тяжелая, а шея каменная.