День и ночь
Шрифт:
Своего рода ритуал.
Обижаться на такое — крепко не уважать себя. Поддаваться — тем более не уважать.
Если ты женщина.
Если ты пришла на мужскую работу и в мужской коллектив.
Если ты хочешь стать своей и остаться на этом месте.
Правило простое. Всегда держать лицо. И никогда ничего не принимать близко к сердцу. А то ведь хуже будет.
Их четверо, она одна, дай только малейшую слабину, только прогнись — и никогда "своей не станешь". Максимум — комнатной геранью, украшением подоконника.
Нет уж.
На работе можно быть только "своим парнем", во всяком случае для Ирины. А значит — держать лицо до последнего.
Так что Ирина мило улыбалась, не показывая тревоги или злости. Подумаешь, бюстгальтер. Она бы и на что-то похлеще не среагировала.
— Сань, успокойся, — махнул рукой Петрович. — Ириш, мы тут без чинов, так что садись сюда, и рассказывай.
— О чем? — послушно опустилась на указанный стул Ирина.
— Кто, откуда, какими судьбами…
— Стажер. Из университета. Потом учебка, потом сюда попала, — Ирина отвечала спокойно и равнодушно. Вот так сложилось.
— Юридический заканчивала?
— Ага.
— А что в адвокаты не пошла? В конторку какую? — Это уже блондинчик Сеня.
Причина была, и веская. И переводиться в другой город с потерей курса, и идти в участковые, но не озвучивать же ее здесь и сейчас?
Ирина пожала плечами.
— Адвокатом меня не возьмут, знакомств нет, практики нет, денег нет. Бумажки перекладывать? Без варианта карьерного роста?
— А то здесь у тебя есть возможность вырасти, — скривился Саня. — Так до смерти участковым и проходишь, как Петрович.
Ирина пожала плечами еще раз.
— Кто ж его знает. А вдруг я преступление века раскрою? Или супершпиона поймаю?
— Детективов начиталась, что ли? Там, где блондинка и Джеймс Бонд? — покривился Саня.
— Кино насмотрелась, — парировала Ирина, понимая, что вот этому спуска давать нельзя. Ибо не фиг! — а в блондинку перекраситься можно в любой момент, только вот шпиёна найду. Американского.
— Чего сразу американского?
— Да я непривередливая. Хоть бы и конголезского, — Ирина улыбалась, всем видом показывая, что происходит дружеская пикировка. — Вот как только, так и сразу.
— Шпионы, это хорошо. Ир, а у тебя ничего попроще нет? — Петрович смотрел на юбку и туфельки взглядом инквизитора.
— Форма же…
— Ты на каблуках весь день побегаешь — все проклянешь.
В этом была истина.
— А если брюки?
— И удобная обувь, понятно?
Ирина кивнула.
— С завтрашнего дня переоденусь.
— Музыку принести? — Саня, Саня, ну что ж ты трещишь, как жир на сковородке?
— Несите, — широким жестом разрешила Ирина. И опять обратила внимание на Петровича.
— Ты вообще, местная?
— Не-а. Деревня Ледянкино, — информация была далеко не секретной.
Да,
Не дярёвня же?
— Родители, братья, сестры?
— Все в наличии. А еще козы, коровы и куры.
Петрович невольно улыбнулся.
В принципе, картина была ясна.
Приехала девочка из деревни, поняла, что юристов много, а работы мало, надо как-то в городе зацепиться. Почему бы и не так?
Койку дали, учат, работа будет….
А там и замуж выскочит, в декрет уйдет.
— Ириш, тебе лет сколько?
— Двадцать три.
Скоро будет двадцать четыре, но это уже детали.
— Парень есть?
— Нет.
Выводы Петровича стремительно подтверждались. Ирина понимала, о чем думает мужчина, но не торопилась его разубеждать.
Зачем?
Все в меру, в свое время…
На столе зазвенел телефон. Петрович протянул руку и снял трубку.
— Опорный пункт полиции номер четыре. Участковый Куницын слушает.
Из трубки, захлебываясь, рванулся истеричный женский голос. Петрович послушал пару минут, потом вздохнул с таким видом, что Ирине даже стало его жалко.
— Хорошо, Марина Ивановна. Сейчас приеду.
Визг продолжился.
— Я же сказал. Сейчас буду.
Дослушать пришлось до конца. Еще примерно минут десять, вставляя "да-да", "конечно" и "собираюсь", Петрович изображал мученика телефонного. Потом визг стих, мужчина положил трубку, осторожно, как гранату, и вздохнул.
— Гнидская.
Мужчины выразили сочувствие всем своим видом.
— Ну что, стажер, собирайся. Потопали.
Ирина кивнула и встала со стула, демонстрируя, что она всегда готова.
Участковые проводили ее взглядом.
На улице царила ранняя апрельская весна.
Петрович улыбнулся солнышку и повернулся к Ирине.
— Ну, пошли. А то Гнидская весь мозг выест.
— Гнидская? — не удержалась Ирина. — Дал же бог фамилию.
— Вот еще. Так-то она Глинская. Утверждает, что родственница тех самых Глинских, которые мамочка Ивана Грозного. Но такая гнида…
Ирина кивнула.
— А что случилось?
— Да ничего у нее не случилось. Скучно бабе, вот и все. Дети выросли и разъехались подальше от мамуси, а тут еще сосед сверху ремонт затеял. Догадываешься, как не повезло бедолаге?
Ирина догадывалась. Даже сочувствовала.
— А мы что там делать будем?
— Вести разъяснительную работу, — мрачно проворчал Петрович. — Пошли. И давай-ка завтра в джинсах и в удобной обуви.
Ирина кивнула.
Не объяснять же, что она производила первое впечатление. А для этого нужен был костюм и приличный вид. Второго-то шанса его произвести не будет.
А потом можно и в джинсах.
Если ее возьмут на работу, вопрос другой. А стажеру пока форма не полагается. Не выдают.