День непослушания
Шрифт:
Минут пять сидела, пока кровь не перестала шуметь в ушах и усталые ноги не перестали мелко дрожать. Итак, надо представить худший вариант – она одна в целом мире, за дверью толпы голодных зомби, жаждущих ее плоти, и выхода нет. Что ей тогда делать?
Что делать, что делать… помирать, ясное дело! Оружия у нее нет, да если бы и было, она им и пользоваться-то не умеет! Видела в кино, как стреляют, а что сделать, чтобы выстрелить, не знает. Был бы Интернет, посмотрела бы. Но и оружия-то нет! Ради чего смотреть?
Кстати! Интернет! Неужели нет Интернета! Вот где можно узнать, что делается в мире! Уж там точно расскажут!
Настя встала и побрела назад, на седьмой этаж. Ступенька за ступенькой, ступенька за ступенькой… отдыхая на каждой лестничной площадке, осматриваясь, прислушиваясь. Она и в окна выглядывала, но ничего так и не увидела. Кроме неба и дома напротив. Толп бегающих зомби не было, людей тоже не было. Висело на лоджиях сохнущее белье, по небу медленно плыли летние мохнатые облака – картина мирная, идиллическая, и, если бы не труп на лестничной площадке, Настя никогда бы не поверила в повальный мор.
А может, и нет никакого мора? Бабушка умерла от старости, сердце не выдержало! А мужик на площадке… ну… тоже сердце отказало! Бывает же так? Совпало! А она сразу зомбаков придумала, дура! Точно, дура-фантазерка!
Разумом Настя прекрасно осознавала, что случилась беда, что телефоны служб и мамин телефон не просто так отказываются ее соединять. Что двери в квартиры не открываются тоже не просто так. И здоровенный мужик на лестничной площадке, до которого никому нет дела, не просто так там лежит. Но… вдруг все-таки это не ТО, что она думает?
Когда добралась до квартиры, то, прежде чем подойти ближе, минут пять следила за покойником, стараясь увидеть: вдруг шевельнется? Зомби же вроде как не сразу оживают, через какое-то время! Подойдешь, а он тебя – хвать! Вырвет из ноги кусок, и тоже станешь зомби с синим, разлагающимся лицом. Нет уж! Лучше постоять, подождать!
Но нет. Как лежал, так и лежит. Лицо синее, глаз смотрит на Настю, другого не видно – лежит лицом вниз, голова чуть набок повернута. Настя бочком, по стенке подошла к своей двери, потянула за нее и… вдруг услышала стук! Будто кто-то бил кулаком по двери!
– Эй! Есть кто-нибудь?! Эй!
Голос был девчоночьим, срывающимся, визгливым. Девчонка явно истерила, и Настя неожиданно успокоилась: значит, не одна! Значит, еще кто-то есть живой! И этой живой хуже, чем ей, Насте! Ведь она хотя бы из квартиры выбралась, а та не может!
– Ты кто? – вполголоса спросила Настя, раздумывая, услышит девчонка или нет. Но та услышала, и тут же стук в дверь прекратился.
– Я Лена! Лена Самохина! Я тут живу! Меня папа оставил, запер, пошел в магазин за продуктами и не вернулся! Тут мама мертвая! А я одна!
– И что, ключей нет, что ли? – слегка сварливо спросила Настя, внезапно ощутив прилив сил. Есть кто-то, кому хуже, чем ей, точно! А она, Настя, должна быть сильной и будет такой!
– Нету! – плаксиво откликнулась девочка. – Мама куда-то дела! Я не нашла! У папы ключи! Без ключей не открыть!
– Папа твой как выглядит? – спросила Настя. – Высокий такой, плечистый, да? В рубашке в полоску?
Девчонка замолчала, потом неуверенно и со страхом ответила:
– Да-а… вы его видели?
– Вижу… – мрачно ответила Настя, разглядывая мертвеца. – А разве ты не видишь? В глазок?
– Не-а! Я в глазок ничего не вижу! А! Вот! Тебя вижу! Теперь тебя вижу!
Настя сообразила: наверное, через глазок невозможно разглядеть пол лестничной площадки, да и труп лежит чуть в стороне. Так. Что делать? Ключи брать из руки мертвеца и открывать девчонку, что же еще-то? Вот и живой человек, не одна теперь Настя будет!
Потянулась, уцепилась пальцами за вязанку ключей… есть! Брякнуло, мертвец отпустил свое «сокровище». Настя выдохнула – только сейчас заметила, что, пока тянулась к ключам, дыхание затаила, как перед прыжком в воду.
Подышала, успокаиваясь, заодно нашла нужный ключ – здоровенный такой, желтый, со сложными загогулинами. Похожий на тот, что был у Насти.
Вставила в замочную скважину и только потом сообразила: а как дверь-то откроет? Мертвец лежал головой у двери! Думала секунд пять, вернее, решалась, потом, содрогаясь в душе и стиснув зубы, схватила мертвеца за холодную руку и потянула к ступеням лестницы. Труп подался и проехал по площадке, оставляя за собой пыльный след.
Скажи кто-то Насте, что она будет вот так таскать по лестничной площадке чей-то труп, да еще и воспринимая это не как ужас и повод вытошнить содержимое желудка, – она бы рассмеялась в лицо идиоту! Она, домашняя девочка с айфоном, будет таскать трупы?! Не в Сирии ведь живет! Не на войне находится!
Всё. Дорога свободна. Теперь и в бабушкину квартиру можно спокойно войти, и девчонку вытащить. Подошла, обыденно, скучно повернула ключ, потом вставила второй, отодвинула дверные штыри, потянула дверь на себя.
За дверью стояла худенькая, стройная девчонка лет одиннадцати-двенадцати, одетая в простенький сарафан, чистенькая и ухоженная – обычная домашняя девчонка. Ее сине-голубые глаза смотрели испуганно, она растерянно теребила в руке пышную русую косу и кусала пухлые губки. Ее взгляд упал на лежащего за дверью мужчину, и лицо девочки скривилось, из глаз брызнули слезы – ручьем, стекая по щекам обильным водопадом.
– Па-апа! А-а-а… а-а-а… папа!
Она шагнула мимо застывшей Насти, подошла к мертвецу и бессильно опустилась рядом, раскачиваясь и постоянно, на одной заунывной ноте повторяя:
– Папа… а-а… а-а… папа…
У Насти ком подкатил к горлу. Ей тоже захотелось завыть, забыться в рыданиях, закричать: «Бабуленька! Бабуленька моя! А-а-а!» – но она сдержалась и только яростно засопела носом, мучительно проталкивая в глотку пыльный воздух, пахнущий тленом мертвечины. А потом рявкнула, заглушая боль, свою и чужую: