День непослушания
Шрифт:
Настя терпеть не могла, и потому мамочке пришлось остановиться и потребовать, чтобы Настя сделала ЭТО прямо на обочине, под прикрытием открытой дверцы джипа. Само собой, Настя тут же закусила удила и отказалась писать под взглядами проезжающих по дороге водителей! Что она, совсем маленькая, что ли?! Ей почти семь лет уже! Мамочка орала, топала ногами, а потом сказала, чтобы Настя шла вон туда, в кусты при дороге, в которых точно гадили целые поколения автоводителей. И что она желает Насте вляпаться в кучу дерьма, а лучше – чтобы дочь плюхнулась в него прямо тупой мордой! И что от нее, Насти, у нее одни проблемы, и дура она была, что не оставила Настю у бабушки. Потому что с таким неуправляемым ребенком может справиться только такое бесхребетное существо, как бабушка! А еще в кустах живут змеи, и они обязательно Настю покусают!
Настя так и не поняла, почему это бабушка бесхребетная, если тут же заявлено противоположное, что она может справиться с внучкой (Настя знала, что такое «бесхребетность». Мама часто пользовалась этим выражением в отношении своих мужчин). Ну а мантру о том, что Настя суть камень на дороге личного счастья мамочки, слышала уже не один раз, и даже не двадцать. Все сто, точно! Потому закусила губенку и решительно отправилась в кусты, очень надеясь, что там ее укусит змея. Настя умрет в мучениях, и уж тогда мамочка пожалеет, что так ее не любила!
Сейчас Настя иногда думает, что, возможно, мамочка была бы в глубине души даже благодарна этой змее, избавившей от такой вот ходячей проблемы шести с половиной лет от роду. Поплакала бы да и успокоилась. Зато личное счастье! Хотя, скорее всего, Настя ошибается. Мало ли чего ляпнешь в сердцах!
Когда Настя осторожно пересекла придорожную канаву, каждую секунду ожидая подвергнуться нападению Нагайны, она почувствовала этот запах – сладкий, противный, не похожий ни на что в мире. А потом увидела ЭТО.
Собака. Она висела на ветке здоровенной березы – белая, большая… Настя не знала, какая это порода, – просто собака, и всё. Какой-то мерзавец повесил ее в проволочной петле, и широко открытые глаза пса смотрели на мир с ужасом и удивлением: «Как? Почему? За что ты со мной ТАК?!»
Висела она давно и уже начала разлагаться. По трупу ползали белые черви, копошась в пасти, выползая из носа. И запах. Это был запах падали – ужасный, выворачивающий наизнанку.
Настя страшно завизжала, и через несколько секунд, будто чертик из коробочки, появилась мама, разъяренная, встрепанная, потерявшая по дороге одну из туфель. В руках она держала непонятно откуда взявшуюся бейсбольную биту, и лицо мамули выражало полную готовность разбить башку кому угодно – тому, кто покусился на ЕЕ дочь. Все, что принадлежит маме, неприкосновенно. И только она может ЭТО терять, рвать, разбивать или шлепать по заднице. Больше – никто!
Настя была выругана, притом матерно (мамочка никогда не скупилась на выражения), потом обласкана и уведена подальше от несчастной собаки, в другие, совсем не страшные кусты.
А потом они уселись в машину и поехали дальше. Мама была непривычно спокойна, отрешена и только иногда искоса поглядывала на Настю, будто проверяла, на месте та или нет. Настю тогда, честно сказать, удивило, с какой скоростью и яростью мама бросилась на ее защиту, не зная, кто обидел ее дочку и сколько обидчиков спряталось в кустах. Инстинкт, наверное. Какая бы она ни была мать, все-таки мать. Львицы за своего ребенка порвут! Но при том при всем вполне могут его и сожрать.
Тот же самый запах. Не очень сильный, но… противный. Очень противный!
Настя попыталась сесть… получилось со второго раза. В первый раз она просто свалилась на подушку, задыхаясь от бессилия и не видя ничего вокруг. В глазах – красно-черная пелена, будто кто-то закрыл их ладонями.
Но все-таки получилось. Спустила ноги с кровати, дождалась, когда красные круги перед глазами перестанут тошнотно вертеться, осмотрелась. Она дома. Ну… дома у бабушки, конечно. Не в подмосковном коттедже мамочки, подаренном то ли третьим, то ли пятым ухажером. И которого та благополучно послала подальше, когда на горизонте нарисовалась более выгодная партия.
Возле постели – табурет, на котором лежит белое полотенце, стоят какие-то темные пузырьки, и на одном из них Настя прочитала надпись «Асептолин». Как ни странно, она знала, что в таких пузырьках аптеки продают спирт – для протирания места укола и для разведения водой выпивохами. Нормальный такой этиловый медицинский спирт. Тридцать рублей пузырек.
Рядом с пузырьком – пакет со шприцами, коробки с ампулами, вата, ну и всякая такая хрень, которая нужна больному и не нужна здоровому (если не считать спирта). Вокруг – никого. Бабули нет.
И что бы это значило? Ее, Настю, не отвезли в больницу, бабушка не бегает вокруг, ощупывая лобик и ставя градусник. Как так?! Почему?! Странно и непривычно. А то, что непривычно, то и пугает. И запах! Этот запах!
Настя сумела встать и по стенке побрела в кухню. Ей ужасно хотелось пить. Ужасно! Ощущение такое, будто кто-то взял да и выжал ее, как половую тряпку. Досуха выжал!
Шаг, еще шаг, еще… почти на ощупь, благо что расположение комнат в квартире Настя прекрасно знала. А потом Настя грохнулась, споткнувшись о кучу тряпья, лежащую за углом. Ей так показалось – куча тряпья. При падении больно, со всего размаха ударилась головой о стену и, похоже, на некоторое время потеряла сознание.
Когда взгляд Насти сфокусировался и она начала видеть, первое, что возникло перед ее глазами – лицо бабули. Оно было странно-синим, а еще – землистым, глаза смотрели сквозь Настю, как если бы та была стеклянной.
А потом Настя увидела муху. Здоровую такую, зеленую, с блестящим брюшком. Муха вылезла из приоткрытого рта бабули и уселась на губе, деловито потирая лапки, вытягивая хоботок и поводя фасеточными глазами.
И тогда Настя закричала. Страшно, захлебываясь криком, хрипя и содрогаясь, как раненый зверь!
– А-а-а… ххх… А-а-а!
И потеряла сознание.
Следующее ее пробуждение было ужасным. Ей приснился сон, в котором все умерли. Все! Весь мир! Мама, бабушка, Арнольд. Они ходили по улицам – страшные, мертвые, черно-землистые зомби. Хорошо, что можно проснуться и ничего такого не будет! Сон – он на то и сон, чтобы проснуться!
Настя открыла глаза, и тут же взгляд ее уперся в бабушкино лицо. Мухи уже не было, а из уголка открытого рта мертвой бабули протянулась ниточка то ли слюны, то ли крови – темная такая и, наверное, липкая. На полу маленькая лужица этой жидкости, и от бабушки ужасно пахло. Падалью, как от повешенной собаки.