День отца
Шрифт:
Я махнул водителю, отпуская.
И вошёл в открытую для меня дверь дома.
я не из типов что как слизни
прилипли к жёнам и домам
я вольный волк бунтарь по жизни
да мам?
Глава 7
— Спасибо! — просипела Славка почти беззвучно.
Нет, не смахнула слёзы признательности.
И я не забыл, как напряжённо-мучительно обычно оберегала она своё личное пространство от меня. Как отстранялась, едва я наклонялся. Убирала руку, если нечаянно касался. Садилась так, чтобы не тронуть меня ногой, бедром. Но на одно короткое, очень короткое мгновенье я так отчётливо почувствовал сквозь тройной слой одежды, мембрану, утеплитель и водоотталкивающий слой ткани тепло её тела, что ощутил знакомый привкус горечи.
Пусть она охотно написала адрес. Пусть легко согласилась, что я приеду. Ничего не изменилось… Разве что восторженный взгляд, что вчера сиял на её лице, не исчез, просто стал мягче, словно медный отблеск уходящего за горизонт солнца подсвечивал изнутри её глаза и меня смущал. Ведь она всё та же Владислава Орлова, что зябко куталась в тонкую кофточку, скрестив на груди руки, словно закрываясь.
Неприступная. Стройная. Не моя.
Я неловко потоптался у входной двери.
— Ну, показывай, где у тебя пробки.
— Думаешь дело в них? — едва разобрал я, больше по губам, чем по звуку.
— Судя по тому, что в соседних домах свет есть, проблема в любом случае у тебя. Поэтому начнём с них.
Пробками мы и закончили. А вернее автоматом, что вырубился и прекратил подачу электричества на весь дом. Установленный на улице рядом с электронным счётчиком учёта электроэнергии, он был сделан, чтобы защищать дом от перепадов напряжения. И он отлично в этим справился.
Вспыхнувший огнями, как новогодняя ёлка, двухэтажный коттедж ожил и стал похож на один из тех пряничных домиков, что печатают на рождественских открытках, или на рекламных проспектах.
Красивый. Ухоженный. Престижный.
Но меня, глядя на его нарядную наружную подсветку, вдруг отбросило к Новому году, что мы встречали у пушистой ёлки с мигающей гирляндой вчетвером: я, батя, Стешка и Командор. Не знаю, избавлюсь ли я когда-нибудь от ужасного чувства, когда мир вдруг раскалывается на «до» и «после» в новогоднюю ночь.
Не хотела тебе портить праздник, Рим, прости, но я не вернусь…
— Давай лопату, — осмотрел я заваленные снегом дорожки.
Славка, закутанная в тёплую куртку, показала на дверь, где стоял инвентарь.
И, наверное, я был даже рад, что она не может говорить. Иначе обязательно спросил бы почему управляющая коттеджным посёлком компания вовремя не озаботилась техникой для расчистки улиц. И кто помогал убирать снег всю зиму. Это явно был не Его Величество Хоккеист, а наверняка какой-нибудь трудолюбивый узбек, но где он сейчас?
вон на небе тучка
из неё снежок
вот тебе лопатка
не скучай дружок
А ещё я бы спросил: можно я уже пойду?
Когда закончил махать лопатой, и хозяйка позвала меня в дом.
Но она всё же заставила меня раздеться, задержаться. Да и я согласился, потому что помнил: я заехал не чаю попить, не снег покидать. Я тут по делу.
И пожалел, что не уехал сразу, едва пошёл в ванну умыться.
В этом её (или правильно сказать «его» доме?) я раньше не был.
Слышал, что они начали его строить, едва поженились. И планировали переехать где-то через год после свадьбы. Но всё это уже прошло мимо меня.
Ощущение, что попал в музей Великого Хоккеиста, в этом доме начиналось едва не с прихожей, где висели фотографии особо ярких моментов матчей Бахтина. Широкий коридор — зал славы — с кубками, клюшками, медалями, формой, развешанной на стенах в полный рост. Дальше в тёмную комнату я не пошёл. Но блеснувшая в глубине птичья клетка напомнила день, когда я был в другом доме. Доме, что подарили Славе родители, и в котором она (а потом они с Бахтиным) жили до этого.
Был август. Славкин день рождения. Но вечеринка не для родных. Собрались друзья Максима Бахтина со своими подружками. И я — единственный приглашённый со стороны именинницы.
Большой цветной говорящий попугай с огромным клювом, любимец Макса, был звездой программы.
— Кеша, спой песенку! Кеша, спой, не стыдись, — шумно просили гости, толпясь в большой гостиной с выходом в сад.
— Я не Ке-е-ша, я Гри-и-иша, — неизменно отвечал попугай, раскачиваясь на спинке стула, а потом затягивал характерным скрипучим голосом: — В хоккей играют настоящие мужчины. Трус не играет в хоккей.
Слава в этом действе не участвовала, она бегала из кухни в зал и обратно с напитками, закусками и по бесконечными просьбам капризных гостей.
— Ой, а можно пиво с грейпфрутом, я другое не пью, — поджимала подкачанные губки одна из гостей. И Славка бежала за грейпфрутовым пивом (она, конечно, не забыла его купить).
— Та-а-ак ду-ушно! Откройте окна! — обмахивалась салфеткой другая.
— Откроем дверь в сад, когда попугая посадят в клетку, а то улетит, — беззлобно объясняла ей на ходу Славка.
— Здесь же нет арахиса? А морепродуктов? А кошек? — не унимался третий. — А то у меня аллергия.
— Нет, кошек здесь точно нет, — совала ему Славка под нос тарелку с паштетом в крошечных корзиночках.
И так весь день. Опрокинули вазу с фруктами. Открывали шампанское в её честь и облили кресло. Уронили со стены картину. Разбили бокал.
— Слав, да присядь ты, — зашёл я за ней на кухню, когда хозяйка дома очередной раз прибежала за закуской, выпивкой или тряпкой. — Принести тебе чего-нибудь? Налить?