День пиротехника
Шрифт:
– Ни один из грабителей банка не проживает на Востоке, – напомнил Сазонов.
– Значит, связь в чём-то другом, и мы этого не видим. Есть одна деталь… Ещё когда в дыму по магазину ползал, обратил внимание: взрыв за счёт окружения закладки с сумкой другими металлическими ящиками, и в них тоже напиханы сумки, получился направленный, в сторону касс и на улицу. Витрину толпа в панике обрушила. Будь я террористом, закладывал бы сумку не в центральный, а в угловой ящик, и совал бы побольше болтов, гаек, шурупов всяких, чтоб болтами этими прошило всё пространство торгового зала. Жертв было бы раза в два больше.
– К чему вы гнёте?
– К версии, что это не теракт, а бытовое убийство, замаскированное под теракт. Чтоб искали Аль-Каиду местного розлива.
– У нас такое предположение высказывали, но сочли его маловероятным, – усмехнулся Сазонов. – Что-то и мне холодно. Пройдём в микроавтобус?
– Потерпите. Недолго осталось рассказывать, – Лёха вздохнул и признался. – Я сегодня целый день взаперти в кабинете, дайте воздухом подышать.
– Дышите, – великодушно позволил собеседник. – И продолжайте.
– Пострадавших, заслуживающих внимания, немного. Остальные – малообеспеченная публика из панелек, варианты с ними я бы отложил на вторую очередь. Первоочередных там, мне кажется, всего трое: литовец с непроизносимой фамилией, банкир Щирко и оптовик Бекетов.
– Бекетов? Да, у которого погибла жена.
– Верно. Он был с ней рядом и двинул вглубь торгового зала за секунды до обрыва записи с камеры наблюдения. Жена его – обычная домохозяйка. А Бекетов крутится у министерств, играет в тендерах. По крайней мере, это в интернете о нём писали, ещё до взрыва. Мог кому-то крупно перейти дорогу.
– Литовца и Щирко я бы сразу исключил. Первый нагрянул в гости к минским друзьям буквально внезапно. Щирко жил за Национальной библиотекой, тормознул у «Заряны» случайно. Минировать магазин в надежде, что они туда вдруг заявятся, это ещё меньшая вероятность, чем совпадение трёх взрывов.
– Круг сужается. От бесконечного до просто огромного, – резюмировал Лёха.
– Бекетов… Его допрашивали, я читал протокол. Кое-что мне осталось непонятным. Мужчина не бедный, его коттедж в Боровлянах на полмиллиона баксов потянет. Почему живёт в районе советских панелек? Ходит в магазин для льготников-пенсионеров…
– То есть второпях ему задали не все вопросы. А я слышал, ваша контора славится обстоятельностью, – опер не удержался от колкости. – Ладно, Виктор Васильевич, не буду вас морозить и сам к Бекетову нагряну. Вдруг с пользой.
И с удовольствием, если там обнаружится миловидная Инга. Пусть чужая любовница, и вообще, девица из другой жизни, но за «просто посмотреть» денег не берут, верно?
Дверь открыла та же скорбная женщина – тёща Бекетова.
– Он ушёл по делам. Скоро обещал быть.
По-прежнему сквозила неприязненная интонация. Таким же тоном она сообщила вчера о приходе Инги. Интересно, негатив распространяется на всё человечество в целом или только на зятя с его молодой секретаршей?
– Можно у вас обождать?
– Проходите. Но не знаю, сколько займёт времени. Евгений, как всегда, в делах, даже за пару часов до Нового года, и сын его брошен один, без матери.
С бабушкой – это тоже один.
Впрочем, внутрисемейные подробности никак к делу не относятся. Лёха снял шинель и устроился на диване, уткнувшись в смартфон.
Бекетов не задержался. Кивнув Лёхе, он сразу прошёл в комнату сына, схватил его на руки, прижал к себе.
Ничего не было сказано. Но, наблюдая эту сцену через проём двери, опер, как и вчера, в этой скупости выражений чувств увидел их искренность. Отец и сын не произнесли ни слова, только обняли друг друга.
Наконец, хозяин перевёл внимание на гостя.
– Вы не голодны, лейтенант? Стол праздничный мы не готовили, впору поминальный собирать. Но кое-что у нас всегда припасено.
– Ещё мама готовила, когда из больницы выписалась… – донесся у него из-за спины детский голос, и Лёха вдруг подумал: каково это, кушать котлеты или суп, зная, что сделавшие их женские руки, руки жены или матери, больше никогда и ничего не приготовят?
Он бы, наверное, не смог.
Но угощение вышло вполне холостяцким. При виде колбасы и овощей Лёха невольно вспомнил продавщицу-буфетчицу с повинной в злоумышленной «ненарезке огурцов»; произошедшее в ОБЭП ему казалось сюрреалистическим. Каково же будет злодейке, когда она успокоится и расскажет трезвомыслящим друзьям, в чём же её обвиняют? Димка, увлёкшись беспределом, шутит с огнём.
– Помянем! – Бекетов поднял стакан с виски, не задавая Лёхе бессмысленный вопрос, за рулём ли тот.
– Помянем. Жену вашу и остальных… – опер спохватился, что до остальных овдовевшему мужчине нет дела, но протеста не последовало. Выпили не чокаясь.
Хозяин, переодевшись в старый спортивный костюм «Найк», уже не походил на бизнесмена и владельца солидного предприятия. Даже очки нацепил простые, с металлической оправой. Просто уставший, невыспавшийся, подавленный мужик. Бухгалтер незадолго до проводов на пенсию.
– Но вы зашли не ради виски, Алексей. Что-то узнали?
– Не много. Пока сопоставляю факты.
– Например?
Лёха стянул с тарелки тонкий до неприличия кусочек салями.
– Если рассматривать взрыв в «Заряне» вне связи с двумя другими, то всё указывает не на теракт, а на попытку убить лично вас, – сыщик кратко пересказал свою теорию, озвученную в гаражах полчаса назад. – Поэтому у меня возник вопрос. Кто-то знал, что вы, заработав серьёзные деньги, остались жить в недорогом районе, ходите в «пролетарский» гастроном шаговой доступности. И поставил капкан. Кто осведомлён о ваших привычках? И, если уж так, почему вы не съехали в свой дом в Боровляны, а не нравится в Боровлянах – в Дрозды, за библиотеку к Ваньковичам, наконец?