День Победы
Шрифт:
Товарищу
Товарищ Сталин
Лист калины
Николай Ивлеев
Родился в 1937 году. В начале войны его отец был призван в армию и погиб, не доехав до фронта. На долю Николая выпало трудное, голодное детство. Учась в школе, он узнал, как велика и богата наша родина СССР, и задался вопросом: почему мы так плохо живем? Ответ пришелся на период смены власти Хрущёва и Брежнева. При Хрущёве экономист И. Н. Худенко проводил опыт по использованию хозрасчета в деревне, в котором участвовали 83 рабочих и 2 управленца, выполнявшие ту же работу, которую ранее делали 700 рабочих при 132 управленцах. Они собрали зерна в 2,9 раза больше, увеличив производительность труда в 10 раз и уменьшив себестоимость зерна в 10 раз. Брежнев посчитал эксперимент преждевременным и закрыл, а надоевшего всем Худенко, стремившегося накормить страну, оклеветали, осудили на 6 лет, угробили в тюрьме и забыли.
Воспоминания послевоенных лет
Наши войска сосредотачивались около Берлина. Тяжелейшая война заканчивалась. Перед войной нам говорили, что мы будем вести войну малой кровью, на чужой территории, но войну, к сожалению, пришлось вести очень большой кровью и на территории своей. Это, видимо, сказались последствия раскрываемых заговоров военных в 1937 году, участники которых были расстреляны. Красная армия была буквально обезглавлена, и ее руководство поставлено на колени. Сегодня нас стараются убедить в том, что молодые, имеющие высшее образование офицеры командовали лучше старых, но это все попытки наведения тени на плетень.
Человек, как всякое живое существо, стремится сохранить жизнь, инстинкт самосохранения действует помимо его воли. Для того чтобы в бою не лишиться разума и не запаниковать, необходимо научиться руководить собой в таких стрессовых ситуациях, а для этого надо побывать в боях или иметь опытных, обстрелянных командиров, способных своим примером и поступками удержать бойцов в критических ситуациях от панических настроений. А именно таких командиров и была лишена Красная армия во время репрессий.
Отец мой, раскулаченный во время коллективизации, но оставленный в деревне как неопасный для советской власти, погиб в эшелоне, отправляясь на фронт, в самом начале войны, и нам уже некого было ожидать с фронта. То, что отец погиб, с одной стороны, было плохо, а с другой – не очень. В то время существовала анкета, в которой следовало писать о близких и дальних родственниках, и запись о том, что отец был кулаком, делала тебя изгоем как сына чуждого стране, враждебного народу элемента.
Мы, ребята, продолжали вести «войну», в которой одна половина деревни воевала с другой, бросая камнями друг в друга. Иногда это кончалось тем, что в кого-нибудь камни попадали, и им приходилось ходить с синяками и шишками. В весеннее время родители днем уходили на работу в колхоз, а мы, дети, выполняли посильную работу по дому и на огороде: ходили рвать щавель, собирали коровьи лепешки, для того чтобы вечером сварить суп или картошку на таганке около двора.
Наконец война закончилась. В колхозе был устроен праздничный обед: для взрослых с водкой, гармошкой, песнями и плясками, а для нас, детей, отдельно, где мы были до отвала накормлены щами с мясом, блинами с маслом и молоком. Я наелся до такой степени, что мне казалось, будто живот у меня выступал дальше носа. Правда, потом пришлось долго мучиться с болями в животе.
Жили мы в середине деревни, в маленькой саманной избушке, подпертой со стороны сеней тремя наклонными бревнами. Избушка была покрыта соломой и состояла из сеней и комнаты. Стояла она в том месте, где вплотную к деревне подходило болото. Напротив нашей избы, через дорогу, жилья уже не было, а располагалось болото, в котором весной росли крупные желтые цветы куриной слепоты, а летом пели неумолчные хоры лягушек.
Однажды ранней весной 41 года, в то время, когда снег потемнел и под ним повсюду чавкала талая вода, к нам зашел обсушиться и переночевать старый знакомый отца, бывший учитель с волчьим билетом. Отец накормил его, и они долго сидели за столом и разговаривали. Из их долгих разговоров я запомнил только слова путника, врезавшиеся мне в память на всю жизнь: «Не таким путем мы собирались идти».
Мы, конечно, были рады тому, что война закончилась и уже не будут никого забирать на фронт, хотя забирать уже было некого, не будут возвращаться домой искалеченные на войне бойцы и не будут приходить похоронки. Но надеяться на то, что после окончания войны наступит легкая жизнь, не имело смысла. Наши вожди, обуреваемые идеей мировой революции, мало заботились о собственном народе. Ленин после тяжелейших шести лет, включавших Первую мировую и Гражданскую войну, в стране голодной, больной туберкулезом и тифом, разоренной войной в 1921 году, ограбив церкви на миллиарды золотых рублей, клевеща на священнослужителей, желавших помогать народу от своего имени, организовал рукотворный голод, в котором погибло более пяти миллионов человек.
Сталин из-за неумелого руководства сельским хозяйством в 33 году уже уморил голодом несколько миллионов человек. Для того чтобы после войны привлечь к СССР внимание и уважение народов Восточной Европы, которые необходимо было вовлечь в соцлагерь, надо было обеспечивать их продовольствием, и им пришлось поделиться голодному советскому народу, отчего 47 год, когда США перестали снабжать Советский Союз продовольствием, оказался голодным.
В сталинском СССР продовольственная программа решалась за счет обложения налогом сельских и городских дворов, имеющих подсобное хозяйство, при разваленном коллективном хозяйстве. Сталин занялся строительством гидроэлектростанций на равнинных реках в густонаселенных районах, затопляя рукотворными морями миллионы гектаров богатейших пойменных земель, лишая близлежащие села и города сенокосов, пастбищ, огородов, нанося непоправимый урон производству продуктов питания. После войны сохранялись те же налоги, та же нищенская оплата в колхозах и тот же самый добровольно-принудительный заем, отмененный Хрущёвым.