День рождения цивилизации

День рождения цивилизации или второе пришествие.

Эпиграф: И будет день, и будет гнев господний, но смертельно

уставших от земной безысходности людей не

прельстят и не испугают уже ни рай, ни ад.

Анитя Бесто

1 глава

Планета Земля, территория нынешнего Израиля,

9месяцев до начала новой эры.[1]

Возникнув едва заметным облачком на вечернем небосклоне и быстро скользнув вниз, космический челнок марсианского вахтового звездолета виртуозно вошел в самый центр охранной зоны невидимости и защиты станции маяка-­пульсара и словно припечатался к каменистой поверхности взлетной площадки.

Главный координатор марсианских космопилотов, получивший от своих подопечных уважительно-шутливое прозвище Бозэ (на марсианском языке «отец» или разговорное «батя») устало откинулся в кресле пилота. Рука привычно скользнула к пульту ручного управления и тело словно бы невесомое зависло над креслом. «Закрой один глаз», - так на сленге космопилотов назывался такой отдых. Конечно, можно было бы не дергаться, и как все, мысленно отдать телепатическую команду ЦБКа (центральному бортовому компьютеру), но Бозэ, по укоренившейся за почти пятисотлетний период полетов привычке, вручную дублировал все свои команды.

Дублировать и проверять, анализировать и модулировать и никогда слепо не доверять всезнающим компьютерам - было железным правилом Бозэ, позволившим ему стать патриархом марсианского космофлота, а не лежать одиноким командором в анабиозной ванне на каком-нибудь космическом «летучем голландце» .

Вот и сегодня, вместо того, чтобы принять участие в дружеской пирушке, ритуально сопутствующей каждую пересменку, Бозэ, подменив робота-космопилота, сам лично доставил с орбиты на Землю последнего вахтовика смены.

Но не успел патриарх и прикрыть глаза, как воспользовавшись новомодным способом перемещения в отсеке, как джин из бутылки, возник с еще более позеленевшим[2] лицом Виничо-младшиЙ. Виничо-младший самый зеленый, как в прямом так и в переносном смысле слова, пилот марсианского космофлота был наделен божьей искрой, но с увесистым довеском в виде нехарактерного для марсиан необузданного характера, который, как молот Тора, громил все правила и инструкции, что и привело этого юного супермена в компанию земных вахтовиков, которая формировалась исключительно из числа проштрафившихся космопилотов.

– Она еще не родила! Она еще даже не беременна!
– пискляво взвизгнул Виничо-младший в нарушении субординации исветских правил, перейдя на звуковой язык . [3]

– Как выгрузка?
– не открывая глаз телепатически-мысленно и невозмутимо-спокойно спросил Бозэ вошедшего, начисто проигнорировав то писклявое бульканье, которое когда-то было живой марсианской речью.

– Все в порядке. Роботы перегрузку закончили. Весь груз проверен на соответствие сертификации и принят ЦБКа станции, но ...

– Я приму меры и по мехов больше не будет, - все также, не открывая глаз, прервал Бозэ подчиненного, не любя повторов и пережевывания информации до консистенции манной каши, ­Иди.

– Когда?
– спокойно, но ни на дюйм не сдвинувшись с места, задал новый вопрос Виничо-младший с несоответствующей его светскому[4] шарму наглинкой.

Бозэ не издал ни звука, ни одна мысль его не достигла уровня общения, но он повернулся в кресле и открыл глаза.

Бунтарь взглянул в глаза бунтаря.

С минуту царило безмолвие. А затем молодой космопилот, сделав предписанный уставом кивок головой, неловко повернувшись, вышел.

Проведя взглядом Виничо-младшего и понимая причину такого его поведения. Бозэ тихо вздохнул. И дело было здесь ни в извечном соперничестве их двух найизвестнейших на Марсе родов и не в первогрехе основателя его фамилии, которая для многих марсиан была сродни зубной боли. Почти забытая марсианская поговорка гласит, что зубы даны марсианам, как напоминание о грехах. И вот, всего-то, лет триста, как метод клонирования органов стал вседоступен, а марсиане уже успели начисто забыть о всех болезнях, в том числе и о зубах, и о зубной боли.

А о событиях почти сорокатысячной давности помнили, помнят и уж точно скоро не забудут. Эх, Проматей, Проматей!

Занесенное из глубин космоса миллиарды лет назад бренными останками, отжившей свой век планеты, жизненное семя, пролившись метеоритным дождем, прижилось сразу на двух планетах-соседках нашей солнечной системы. На планете Земля-голубой жемчужине вселенной, оно забуйствовало такой немыслимой красотой и дикой необузданностью, таким невероятным разнообразием форм и неиссякаемым изобилием, что при всей благоприятности, возникновение разумных форм жизни было отодвинуто на более поздний срок и даже, вообще, казалось проблематичным. По крайней мере, такое общественное мнение сложилось у марсиан (с подачи ученных мужей), когда их цивилизация достигла уровня освоения ближнего космоса. Посеянное же на Марсе жизненное семя, по сравнению с Землей, попало в скудную пашню. Ограниченность атмосферно-водных ресурсов Марса и, как следствие, быстрое старение планеты, стали как бы катализатором, потхлеснувшим ускоренное развитие разумных форм жизни. Для марсианских «гомосапиенс», чтобы выжить был лишь один путь: максимальное, на грани невозможного, объединение всего умственного и физического потенциала марсианской цивилизации для достижения таких научно-технических высот, которые бы позволили всем вместе убраться восвояси на более благоприятную планету, когда Марс лишившись своей атмосферы издаст последний вздох.

Справедливости ради сказать, марсиане блестяще справились с этой задачей и когда жить на поверхности родной планеты стало почти невозможно, они уже имели целых два варианта дальнейшего развития марсистской цивилизации. Вариант номер один: начать немедленное строительство подземных городов с одновременным усовершенствованием космической техники для всеобщего переселения на перспективную и необитаемую планету в созвездии Сириус, что уже тогда сорок тысяч лет назад не имело научно-технических проблем, а было лишь делом времени. Или, более предпочтительный, вариант номер два: начать немедленное переселение на соседнюю планету Земля, что практически было очень легко выполнимо, но имело одну нравственную проблему, а именно: своя доморощенная разумная жизнь на планете Земля. По принятым на Марсе законам космической этики, «гомосапиенсом» считалось лишь то живое существо, которое уже «приручило» огонь. Многочисленные полеты роботов-­исследователей, обследовавших все уголки планеты Земля, дали отрицательный ответ на этот вопрос. «Даже самые смышленые человекообразные существа на планете Земля, из-за благоприятности климата и изобилия растительной пищи, были глупы, ленивы и враждебны и им никогда не стать существом думающим»,- вот был их вывод. Как железное доказательство таких доводов по всем каналам видеоголографии, был прокручен видеосюжет, отснятый одним из роботов. Крупным планом с хорошо выбранным ракурсом была показана громадная жирная человекообразная обезьяна, восседавшая на суку огромного дерева, ветви которого гнулись от тяжести многочисленных плодов. Заметив, что ее соседка, восседавшая на таком же дереве, протянула лапу, чтобы тайком сорвать плод с ее дерева, первая обезьяна пришла в такую неописуемую ярость, что понадгрызал все плоды со стороны соседки. Прародитель рода Проматеев, старшина первого марсианского отряда космопилотов, член Верховенного Совета, счел такие аргументы мало убедительными и был командирован с личной миссией на планету Земля. Возвратившись после длительного отсутствия, он привез видеоматериалы, где четко и ясно было видно, как человекообразные существа с победным рыком растаскивают горящие сучья, загоревшегося от удара молнии дерева, по своим пещерам. Недоброжелатели предполагали, что Проматей сам, методом гипнотического внушения помог человекообразным обезьянам преодолеть их извечный страх перед огнем, но доказать ничего не смогли. Разумная жизнь на планете Земля началась, а марсианской цивилизации пришлось пережить почти сорокатысячелетнее вынужденное заточение под поверхностью своей умирающей планеты. И ни искусственное солнце на искусственном небосклоне с искусственными облаками, которые гонял искусственный ветер, ни полеты искусственных птиц и их искусное, но искусственное пение, не помогли позабыть о увядавшей мечте: голубой планете. Прощай прекраснейшая Зари! (Зари - так марсиане с тех пор стали называть планету Земля. Зари - по марсиански, «увядшая мечта».) Ох, Зари, божественная Зари! И голубой шарик чарующим миражом перекатывался из одного сознания в другое, неустанно блуждая по искусственным марсианским подземельям, маня и зовя на верх к звездам. И вот долгожданный день настал. Звезды сошли с небес и стали ближе. Началось великое Переселение. И хотя, около ста лет, сначала преимущественно перевозили лишь средства воспроизводства материальных благ, марсиане терпеливо ждали своего часа. Проживающему до тысячи лет, марсианину негоже торопиться, ­гласила одна, затяганная политиками, до журналистского штампа пословица. Предваряя начало переселения населения, Верховенный Совет принял беспрецедентные меры безопасности. К двенадцати, уже имевшихся на Марсе, маякам - пульсарам было спешно прибавлено· и установлено еще двенадцать и на планете Земля. Из-за спешности и важности такого решения, была проведена внеочередная переаттестация всех звездолетов марсианского космофлота и, как и требовалось, двенадцать из них оказались несоответствующими летным инструкциям и были списаны и поставлены на планете Земля на вечный прикол в качестве стационарных маяков-пульсаров. Шесть из них оказались наземными, а шесть подводными. Работали станции в автоматическом режиме и все обслуживание и эксплуатация осуществлялась роботами наиновейшей модификации. Но членом Верховенного Совета и этого показалось мало. Поэтому к каждому маяку прикомандировали по одному космопилоту из числа провинившихся и их, О удача, бедолаг-штрафников оказались тоже ровно двенадцать. Космопилоты свое шестилетнее наказание отбывали поочередно: год под водой, год на суше, - ежедневно заступая на вахту аж на целых два часа. То есть, сидя с отрешенным видом в бывшей рубке пилота звездолета, а теперь, Центральном пульте управления маяка-­пульсара, и наблюдая на огромных мерцающих дисплеях, как стартуют другие. Изощренней наказания для космопилотов и придумать невозможно. Члены воспитательно- попечительной комиссии при Верховенном Совете своего шанса не упустили ибо возможность наказать «проштрафившихся» космопилотов была для них сродни манне небесной, потому что преступления на планете происходили не чаще марсианского дождя (последнее подобие такового выпало, кажется, лет сто двадцать назад), а случаи применения общественного попечительства еще реже.

Случаи преждевременной смерти, да еще, если и трагической, были редчайшими явлениями в марсианской практике, а, объединенные великой идеей выживания, марсиане, несмотря на кажущуюся сухость семейных отношений, жили дружно, как и должно быть в основополагающей ячейке великого общества. Из двух, разрешенных законом, детей, в каждой семье один ребенок был зачат искусственно от какого-то «великого». Искусственно зачатых детей рождались миллионы, но «великих» из них оказывалось несколько тысяч, а истинных гениев все также не полная дюжина на поколение, как и среди детей рожденных от законных родителей. Простолюдины поговаривали, что зачатие от «великих» не всегда происходит искусственным путем и что вся эта компания по выращиванию гениев «в пробирке» - это всего лишь ширма прикрывающая бесеспутство и разврат[5] царящий в верхах марсианской олигархической элиты. Но двести пятидесяти миллионное население Марса свои потаенные мысли не спешило «выдавать на гора» на уровень обмена информацией, а откладывало их на потом. Марсианское долголетие, постоянное «промывание мозгов» о приоритете великой цели сделали свое дело. И вот парадокс, вырвавшись вперед и опережая в научно-­техническом развитии земных «гомосапиенс» на десятки тысяч лет, в духовном же опережали лишь «на ноздрю». А о сексуальных отношениях и говорить не приходиться - секс на Марсе, как и в нашем недалеком прошлом «отсутствовал» полностью. Чего не скажешь о зарождающейся земной цивилизации. Чувственный вулкан любви и ненависти, верности и измен уже начинал потихоньку дымиться, а национализм да религия (эти «утробные» методы воспитания масс, эти вожжи любой власти) лишь усиливали накал страстей.