День рождения цивилизации
Шрифт:
«Но это их внутренние чисто земные проблемы: сумеет ли их разумная форма жизни родить цивилизацию или погибнет замеревшим плодом в утробе матери-природы, - подытожил свои воспоминания - размышления Бозэ, - но то, что они начинают выплескивать бури своих страстей и эмоций на экраны радаров маяка, это уж наша марсианская проблема, которую надо устранить и немедленно. В этом Виничо-младший прав», - и Бозэ рывком развернулся к пункту управления.
Всевидящий глаз внешнего наблюдения скользнул в, знакомый уже Бозэ, дворик ближайшего селения земных аборигенов и, прекрасный в своей неповторимой, девственной красе образ обнаженной молодой девушки заполонил большой экран внешнего обзора. Стоя на коленях возле небольшого чана для вечернего омовения, девушка молилась и ее неистовая мольба о даровании чуда материнства, неслась к небесам к ее богам, накладываясь при этом на сигнал маяка.
Непонятно, от чего Бозэ грустно и тихо вздохнул и все также, пристально всматриваясь в экран, перевел внешний прием в режим цветного голографического изображения. В миг красочное трепещущее действо заполнило казенную серость отсека пилота. Девушка оказалась на расстоянии вытянутой руки и за ее спиной, немного вдалеке, виднелась сгорбленная фигура ее мужа, который мерно и монотонно помахивал топором над сучковатым бревном. Но Бозэ всего этого не замечал, так как его цепкий взгляд пристально всматривался в лицо девушки, замечая мельчайшие подробности: вот капелька пота сорвалась с ее брови и упала в чан подняв на воде легкую зыбь. Вдруг, словно почувствовала взгляд Бозэ, девушка неожиданно вздрогнула, руки ее инстинктивно закрыли обнаженную грудь с неизвестно от чего вдруг восставшими сосками. Бозэ ослабил свой взгляд и девушка, тревожно оглянувшись по сторонам, успокоилась и продолжила свою молитву.
– В чем там дело?
– мысленно спросил Бозэ у Главмеда (главного компьютера медицинского центра станции) все также не отрывая глаз от изображения.
– Слабое семя мужа, - молниеносно последовал телепатический ответ продублированный мерцанием замысловатых символов на дисплее.
К слову сказать, медицинский контроль за здоровьем космопилотов на челноках и на звездолетах ЗПП (звездолет прошивающий пространство), двенадцать из которых и стали наземными станциями мачков-пульсаров, был великолепен, а репродуктивные возможности восстановления организма почти не ограниченны.
При посадке на поверхность любой планеты, включая Марс, да что там говорить, даже при каждой стыковке челнока со звездолетом-маткой в открытом космосе и то всегда предшествовал обеззараживающий импульс. При этом, если дело происходило на Земле, микробы и другая мелкая живность на месте посадки уничтожались, а более крупные, в том числе и человек, который зачастую, выпучив глаза, прет куда попадя, гонимые волной страха, разбегались сами прочь.
А еще во все ступеньки выдвижного трапа были вмонтированы работающие на вечных микрореакторных аккумуляторах блоки обеззараживания и первичной подстройки всех систем организма. К тому же, нижняя ступенька была съемная и при посадке на чужой планете укладывалась на землю при входе в зону невидимости и защиты.
В самом же челноке, в личной медаптечке пилота, всегда, согласно летных правил, хранился необходимый, в случае экстренной замены органов методом клонирования, запас спермы космополита. В случае неожиданной смерти космополита и, когда его организм не перешел точку необратимости (на сленге пилотов КТНП - когда труп не начал пахнуть), роботы быстро погрузят бездыханное тело космопилота в спецотсеке в анабиозную массу и, когда бы космический корабль не достиг родной земли, вероятность возвращения к жизни космопилота всегда оставалась очень высокой. И даже, если во время полета, звездолет или челнок взорвется, аварийный спецотсек, в момент взрыва, будет отстрелен и его компьютер управления скорректирует траекторию полета по отношению к Марсу в элипсическую, выпустит большое газовое облако и новая малая комета начнет свой, порой очень долгий путь, к родной гавани. Бывали, конечно же случаи, когда «летучие голландцы» не попадали в зону видимости дальнобойных марсианских радаров, но такое случалось очень и очень редко.
Бозэ вспомнились друзья так и не вернувшиеся с экспедиций в неведомые миры и, еще сильнее загрустив, он выключил голографическое изображение и перевел внешний обзор в обычный режим.
– Приготовить зонд биоразведки к запуску, - по привычке дублируя вслух телепатическую команду, отдал он приказ компьютеру и перевел взгляд на другой экран.
– Какую форму ему придать?
– подстраиваясь под него, с роботическим акцентом спросил компьютер.
– Какой-нибудь птицы, которые обычно кружат над селением.
Выбор пал на голубя.
– Заправить его выпускную камеру спермой из моей аварийной аптечки, - и, не дожидаясь конца операции, ибо в качестве своей спермы Бозэ был уверен на все сто процентов, перевел все дальнейшие действия в автоматический режим управления, снова расслабился в кресле и прикрыл глаза.
Тем временем, молодая девушка покончив с молитвами, уже заканчивала ритуал вечернего омовения. Когда ее ладонь зачерпнув из чана, нагревшейся за день воды, потянулась, чтобы омыть лоно, вдруг неожиданно откуда-то взявшийся голубь, мягко скользнул рядом с ней, едва не задев крылом обнаженный сосок ее груди. Девушка тихонько вскрикнула и ее рука, сделавши свое дело, взметнулась вверх. Раздувавшие от нервного возбуждения ноздри молодой женщины ощутили едва уловимый запах бозэнськой благодати.
2 глава
Планета Земля, территория нынешней Украины, Пригорье,
1621 год, конец лета, подвечер.
В небольшой горной долине блинообразной формы в окружении невысоких, но неприступных отвесных скал, раскинулся живописный луг, изредка усеянный небольшими группами кустарников и деревьев, разместившихся у самого берега небольшого овального озера, на песчаном берегу которого сплелись, в который раз за сегодняшний день, в любовных объятиях, то вздыбясь, то перекатываясь два молодых разгоряченных тела.
Но, увы, всему приходит конец. Даже вулкан засыпает, если молодой, то на время, а если старый, то на долго, а частенько и навсегда.
Вот и молодые люди, хоть и медленно, хоть и с тягостными вздохами, но все же поднялись и нехотя стали одеваться: девушка плача, парень хмурясь.
Одежда одевавшихся имела разительное отличие, но ни по богатству убранства, а по временной принадлежности. Убранство парня и в наш век еще и не снится самым смелым современным авангардным кутюрье, а одежда девушки, при всем богатстве убранства, вполне соответствовала ее социальному положению простолюдинки, то есть месту и времени той эпохи, в чем легко можно было убедиться, стоило лишь взглянуть на образцы пылящиеся в соответствующем разделе экспозиции современного музея этнографии,
Тягостная тишина висела в воздухе, изредка прерываясь негромкими всхлипываниями девушки, которая при более пристальном рассмотрении оказалась дебелой молодицей и с такими пышными формами все еще не одетого тела, что юноша, у которого и без этих причитаний кошки по сердцу скребли, не выдержал и сердито передразнил:
– У мру, умру - попа не влезет в тру ну . Кончай реветь! Ведь пока за мной не прилетели, надо еще подумать, что я смогу дать тебе и детям. Времена для тебя настают не легкие и тебе, с тремя детьми, одной отцовской охотой не прожить.