День рождения цивилизации
Шрифт:
Так что, иммиграция отца для Златы была грустной, осознанной уже, неизбежностью, но вот во все эти намеки, сделать ее, Злату, наследственной «Дари» и тогда, и даже сейчас, верила с трудом.
Дело в том, что быть целителем «Дари» в роду Стороженков было прерогативой лишь мужчин, хотя семейное придание и гласило, что основательница рода знахарей Стороженков была женщиной.
Используя семейный реликтовый дар, в семье Стороженков лечить могли все, но вот доискиваться в прошлом, заглядывать в будущее и общаться мысленно с больными, находящимися в контакте с даром, а сам же, находясь порой за тысячи километров от дома, могли только носители величественно-неизвестного и таинственно -колдовского звания целителя «Дари», которое передавалось из поколения в поколение.
Но, в каждом правиле есть и исключения: Тимофей Маркович и юная Злата предвидеть и предсказывать, могли и без помощи дара.
О такой своей способности Злата узнала еще в школьные годы и частенько помогала своим одноклассникам: всегда точно предсказывала, когда по какому предмету и по какому вопросу их вызовут учителя. Но школа без ябеды, что тюрьма без сексота, и, вскоре достоянием гласности педколлектива, стали и Златыны проделки.
Учителя сначала по пытались применить систему нелогического хаотического выбора, особенно рьяно старался зануда-географ Иван Степанович. Перед уроком географии в классе, где училась Злата, он заходил в школьную библиотеку и брал наугад несколько тоненьких книжек, чтобы страниц у них было не намного больше, чем учеников в классе и, во время урока, открывал их тоже наугад и по номеру страницы выискивал очередную «жертву», но и это не помогло. Лишь «опытный» директор школы, поработавший до этого в должности главного бухгалтера колхоза быстро восстановил «статус-кво», заключив со Златой негласное соглашение: неудов в их классе учителя ставить не будут, и ряды сплошных отличников и хорошистов вновь резко поредели.
Вступив в пору созревания, когда детство начинает потихоньку прощаться с тобой, а в манящее взрослое завтра вступать еще как-то страшновато, когда каждая веснушка «трагедия», а каждый сон «вещий», Злата стала побаиваться своих способностей и почти ими не пользовалась. Но, как говориться, и на старуху бывает проруха. Возвращаясь электричкой как-то с Киева домой на майские праздники, оказалась в одном купе с матерью своего одноклассника Виктора, который еще в школьные годы считался богом всякого рода видео-радиотехники, а сейчас он служил подводником в славном нашем городе Севастополе и этой весной уже дошивал свой дембельский прикид.
Тетя Груня, мать Виктора, была непревзойденной богуславской поварихой и когда местный колхоз приказал долго жить, обустроила дома минис-виноферму и теперь стабильно и за доллары потчевала своими мясными деликатесами киевских владельцев тугих кошельков.
Кичась переполняющей ее радостью за сына, который и в украинской полуголодной Армии, ремонтируя офицерам «капризную» (не признающую семейных разборок) импортную видеорадиотехнику, сумел обеспечить себе безбедное существование, сунула цветную фотографию розовощекого сынка в руки его бывшей одноклассницы.
И тут все и началось. Предсказание из Златы полезли сами собой и сама не своя девушка не в силах была их остановить.
Предсказав смерть Виктора, если он останется на сверхсрочную, Злата, вспомнив трагическую смерть бабушки Ксени, и зная железный характер соседки, предостерегла:
– Не вздумайте сами давить на Виктора. Это должен сделать кто-то другой, кто ни чего о моих словах не ведает!
Ошарашенная, соседка ни словом не обмолвилась Злате ни о письме сына, о намерении присоединиться к приглашению знакомого офицера завербоваться вместе в подводный северный флот России, ни о причине такого шага.
Дело в том, что приехавши год назад на побывку, красень Виктор закрутил роман с молоденькой залетной завклубом Ритой и за месяц отпуска успел не только влюбиться, но и жениться. Глафира Михайловна сыну не перечила, хотя сынов а избранница и не вызывала у нее восторга.
Невесту забрали в дом. Девушка, несмотря что из городских, оказалась работящей и постепенно отношения между невесткой и свекровью потеплели, но и рушились в одночасье, когда Глафира Михайловна «застукала» жену сына, уже на седьмом месяце беременности, целующуюся тайком у калитки с залихватским провожатым из местных «пионеров-тимуровцев». Невестку тут же выперли из дома и, ни настойчивые телефонные и письменные просьбы сына повременить, ни рождение внука, не растопили, ставшее в миг ледяным, сердце Глафиры Михайловны.
И вот теперь, почти полгода спустя, после того злополучного вечера, глотая слезы, свекровь решительно направилась к дому опричницы.
Рита была дома и, сидя у окна, вязала сынишке крохотный свитерок. Возможно, впервые в жизни, намного оробевшая, Глафира Михайловна, невнятно поздоровавшись, направилась прямиком к кроватке спящего внука.
Маленький, лысенький и вухастенький карапуз мирно посапывал на бочку.
– Вылитый Витя!
– радостно вздохнула свекровь и, шмыгнув носом, нерешительно направилась к невестке. Та поднялась и, напрягшись, замерла в тревожном ожидании.
– Прости меня дуру, доченька, - сумела лишь выдавить из себя свекровь и разревелась, обнимая оторопевшую невестку.
– Ничего и не было ... , просто я не могу ... , я вот пока Сережу покормлю. .. раза два ... , - путаясь и запинаясь, попытал ась что-то объяснить Рита, но не выдержала и тоже расплакалась.
«Какого счастья я могла бы сына лишить», перепеленывая, проснувшего от шума, внука, задним числом ужаснулась Глафира Михайловна и, вспомнив свою единственную попытку научиться кататься на велосипеде, залилась стыдливым румянцем.
В тот же вечер Рита с сынишкой переехала в дом родителей мужа. А через месяц в последний раз во флотской форме примчался на такси по родной Богуславке дембель Виктор.
Жизнь пошла по накатанной колее. Молодята по дому, по хозяйству, а «старики» в Киев возить на продажу деликатесы. Рита расцвела, похорошела. Виктор же, наоборот, скинул жирку, но это его только красило. И все рядышком, и все вместе.
Рита постоянно носила разношерстные красивые халаты, имевшие все один и тот же изъян: три нижние пуговицы всегда держались на «честном слове», а прорезные петли были растянуты, а то и надорваны. Спортивная же форма Виктора (тельняшка и футбольно-семейные трусы) таких недостатков была лишена, так как являлась одеждой быстрого реагирования.
Чтобы не отлучаться надолго от жены, Виктор, который устроился в местное отделение службы быта телемастером, перетянул домой стенд и теперь дома занимался ремонтом телерадиоаппаратуры.
Иногда, правда, клиенты сетовали на задержку, но качественный ремонт сводил эти сетования лишь к лукавому вопросу:
– Эх, чем это ты Виктор занимаешься в свои нескончаемые «перекуры» ?! Вроде и не пьешь, и не куришь?!
– Доживете до моих годков, узнаете, - отшучивался тот блаженно улыбаясь и поглаживая при этом находившуюся всегда рядом жену.