День рождения
Шрифт:
Чисар присела в мамино кресло.
— А в больницу вы ходили, Боришка?
— Еще бы, мы все были в больнице. Из-за Цилы нам особое разрешение дали на посещение мамы до полудня, так как Цила после обеда уезжала к себе в Мишколец.
Когда разговор зашел о маме, отец тоже чуть подобрел, к тому же выяснилось, что тетя Чисар хорошо знает хирурга в травматологическом отделении — это ее старый знакомый — и если уж он говорит, что перелом у Штефании Иллеш заживет бесследно, значит, так оно и будет. Бори с такой жадностью ловила слова из разговора взрослых, с каждой фразой все больше радуясь, что уже не слышала — да она и не прислушивалась, — как кто-то ходит по лестнице, что-то переносит. Разве что общий шум. Для нее сейчас было куда важнее услышать из уст тетушки Чисар, какой выдающийся мастер своего
Зато Пишта Галамбош, спускавшийся от Ауэров, очень удивился странной процессии, поднимавшейся навстречу ему на третий этаж, в квартиру Чисар. Всех ее участников он, разумеется, хорошо знал в лицо — девчонок из школы на улице Беньямина Эперьеша. Единственным парнем среди них был Варьяш, тот самый, что в сочельник забрал у Сильвии цикламен в горшке. Все они были вооружены кто ведром, кто метлой, четверо тащили стремянку. У двери Чисаров Ютка Микеш позвонила четыре раза — словно условный сигнал подала, — и на звонок выскочил сам Чисар. Таинственно прошипев: «Тс-с-с!», он впустил их всех к себе в квартиру. Галамбош слышал даже снизу, как они громыхали там у Чисаров в передней ведрами, стучали стремянкой. «Больно уж время неподходящее ни для гостей, ни для уборки, — подумал Галамбош. — А в общем, какое мне дело до этих желторотых, тем более что они и поздороваться первыми не пожелали!»
…Но вот наконец и Чисар, взглянув на часы, начала прощаться. Карой Иллеш достал книгу и сел читать. Бори пожелала ему спокойной ночи, а сама стала раздеваться, готовясь ко сну. Она старалась запомнить, куда что из вещей положила, чтобы затем без труда найти и надеть в темноте. «Часам к двенадцати отец, вероятно, все же уляжется, и тогда можно будет наконец снова приняться за работу», — подумала Бори и погасила лампу.
«Чего это тетя Чисар на меня так странно посмотрела, будто впервые видит? — удивился Галамбош, выходя из подъезда на улицу. — Даже не поздравила. А впрочем, какая мне разница. Лишь бы Сильвия была всегда со мной!»
С улицы он еще раз бросил взгляд на окна Ауэров. Во всей квартире горел свет, в комнате Сильвии тоже. «Еще не собирается спать. Так же, как и я, полна мыслей, надежд. Сколько дней нам еще осталось быть врозь? Пять. В субботу Сильвия станет моей женой, и мы уедем в Зегерч…»
Заметив вдруг, что ноги сами по привычке несут его вверх по улице, к дому матери, он очень разозлился на себя. Ну и дурацкая привычка! Ведь он нарочно остановился в гостинице, чтобы не выслушивать постоянных упреков матери. Поэтому даже и не навестил ее сейчас. Не хватает, чтобы мать своими упреками и причитаниями омрачала его самые радостные дни!
Вот он, их дом с орлом. «Давно я не был возле тебя, — подумал Пишта, — с того самого дня, как ушел из дома с одним чемоданчиком в руке, поссорившись с матерью из-за Сильвии. Надоело слушать, как мать то и дело напоминает, что она для меня сделала да чем пожертвовала! Не признаешь девушку, которую я люблю, значит, и на меня не рассчитывай!.. У матери света в окнах не видно, наверное, легла и плачет в подушку, предварительно излив душу всем покупателям своей молочной лавки. Теща (Марго, все-то я забываю, как мне нужно величать ее) говорит, что моя мать всем подряд рассказывает о своем бедном сыне, так что теперь Марго даже вынуждена посылать прислугу в другую молочную, чтобы избежать пересудов. Маме сорок три, она всего на четыре года старше Марго. Что было бы, если Сильвия начала бы называть мою мать Мария! Даже представить немыслимо это».
Прислуга…
Да, прислуги у Сильвии пока не будет. Впрочем, в той комнатушке, что он снимает у хозяйки в Зегерче, она и ни к чему. Сильвия и сама вполне сможет прибрать комнату, приготовить обед, постирать белье. Ведь управляется же его мать со всем этим всегда сама, хотя все годы работает. Почему же Сильвия не сможет? Сказала же сегодня Марго: «Сильвия очень хозяйственная девочка».
Через
А с матерью он уже так давно не разговаривал, что сейчас хоть письмо для нее опускай в чрево орла, как когда-то, Сильвии. Но нет уж! Вот когда мать образумится и напишет ему, что сожалеет о случившемся и обещает любить Сильвию, тогда…
Пишта повернулся и пошел в обратном направлении, в сторону Рыбной площади. Если прибавить шагу, через полчаса можно добраться до гостиницы.
«Колдунья, — думал Миклош Варьяш, сидя в столовой у тетушки Чисар. — Противная колдунья… Вчера ни с того ни с сего заявилась к нам домой, принесла отцу обед, накрыла стол, принялась его потчевать. А тот, когда увидел, что его никто не собирается поучать да корить, успокоился, сделался приветливым, даже комплименты принялся отпускать этой колдунье. Эта же, никого не спрашивая, сняла с вешалки мой тренировочный костюм, распорола белые нитки, которыми я наскоро стянул образовавшуюся на рукаве дыру, и зашила снова как следует. И все это, самоуверенно напевая себе под нос какие-то мелодии, Неужели она вообразила, что теперь ей все дозволено, если я ей какой-то там цветок в горшке преподнес? Да и я тоже хорош! — ругал он себя. — Вместо того чтобы утереть ей нос и тотчас же выставить за дверь, молча терпел, когда она буквально во все лезла. «Подложи угля в печь, Миклош! А то дяде Варьяшу, наверное, холодно. Может быть, веем белье постельное поменять?»
А сегодня приперлась уже вдвоем, вместе со своей бабкой. Та уселась рядышком с отцом и начала с ним лясы точить. Я думал, старика кондрашка хватит, а он ничего — сидит и мелет языком не переставая. Вот чудо-то! Я считал, что старик вообще уже и говорить-то разучился, а умеет только ругаться, пьянствовать и петь свою единственную: «Эх, конфетки-шоколадка, тыквенные семечки…» И вот тебе на! Оказывается, старик у меня любитель поговорить…»
— Помоги нам, пожалуйста, — улучив момент, шепнула Миклошу Ютка, — привести в порядок иллешевский дом. С девчонками из звена я уже договорилась. Все, как одна, придут. Сложнее было уговорить родителей: никто не хотел отпускать девочек из дому на ночь. Под мое честное слово кое-как согласились. Ну, и потом я сказала, что с нами будете ты, дядя Балаж Чисар и наш участковый. Сбор у Чисаров ровно в десять вечера. У них мы до поры сложим все наши ведра, тряпки, стремянку. Словом, если ты пойдешь со мной, я буду вполне уверена и ничего не стану бояться. Ключ от дома я у дяди Кароя незаметно взяла. Ну, словом, ты же сам понимаешь: всякие неприятности вполне могут получиться, когда вдруг кто-то заявляется среди ночи в чужой дом работать! Поможешь нам, Миклош?
«Помочь-то помогу. Но ради чего, собственно?»
А теперь эти беззаботные хохотушки сидят, словно воды в рот набрали, вокруг овального стола в квартире тетушки Чисар и с самым серьезным видом обсуждают глупейшую на свете затею: выиграть за тетю Иллеш, угодившую в больницу, соревнование.
— Знаешь, как бедняжка будет рада! — рассуждала Ютка. — И Боришке наверняка на пользу это пойдет. Сам посуди: человек никогда не работал и не хотел работать, а теперь делает это с удовольствием. Да, если хотите знать, она за эти дни научилась больше, чем за всю свою жизнь. Она же раньше просто не понимала, что означает звено, школа, дом, улица! А без этого разве она могла иметь настоящее понятие о народе, родине.
«Вот дура! Ораторствует, будто Лайош Кошут. Нет, самый большой дурак здесь, конечно, я сам, — мысленно ругал себя Миклош. — Ведь надо же, пошел с ней, даже план помог составить, как и что делать. Ютка поэтажный план Боришкиного дома нарисовала, а я размножил его на всех. Там по этажам было все размечено: где краны, где выключатели. Общее указание такое: если в ходе работ на лестницу выглянет кто-нибудь из жильцов, включая и дядю Кароя и Боришку, сразу же объяснить им, кто мы такие и почему здесь. Секрета тут нет. Но до поры до времени, если удастся, хорошо бы сохранить это дело в тайне как приятный сюрприз. Начало работы — в одиннадцать вечера, после того как запрут подъезд… Трогательнейшая романтика!.. Ну ладно, уж если я приперся сюда, болван, то буду делать все как полагается. Заставлю-ка я их каждую взять с собой копии поэтажного плана и повторить задание!»