День Рожденья – Запрещамбель!
Шрифт:
В этот самый момент в комнату вошел Хомяков, ища глазами пакет с бубликами. Мышь приподнялась на задних лапках. Афанасий Иванович взглянул на нее, глаза его округлились и загорелись желтым огнем. Хомяков увидел пакет, двинулся было к нему, как вдруг, ощерившись, Афанасий Иванович ринулся прямо на мышь. Но не на двух ногах, а на всех четырех! Мышь моментально соскочила с полки и заметалась по комнате. Хранитель, издавая короткое «Рь-яяуу», бесшумно носился за ней. Наконец мышь, сделав обманную петлю вокруг кресла, устремилась прямо в черную пещеру камина. Афанасий Иванович, сложив ладони лодочкой, нырнул мгновенно следом. И тут же пропал. Только трубка, покачиваясь, лежала возле каминной решетки.
Хомяков от неожиданности раскрыл рот и только мотал головой, переводя взгляд от камина к пакету с бубликами. Горшков очухался быстрее. Выйдя из чулана, он посветил фонариком в камин, но увидел лишь закопченную кирпичную кладку.
– Видал, Хома? Куда он пропал? Вот это трюк! Офигеть!
– Он туда… Я только даже это, не успел того… Надо позвать Светлану Евгеньевну, – пролепетал Хомяков. И ребят.
– Говорил я тебе, что не простое это место. Так, ты, короче, беги, зови ребят, а я здесь подежурю. Вдруг он еще чего выкинет.
– А не боишься?
– У меня рогатка есть. Если что – как вмажу! Ты давай, скорее зови всех!
– Ла-адно.
Хомяков ушел, не забыв, впрочем, прихватить бублики, ошарашенный Горшков шарил глазами по комнате, ища другие признаки страшного злодеяния или запутанного преступления, которое ему предстояло раскрыть. Он чрезвычайно гордился тем, что прочитал три тома Конан Дойля и с тех пор не расставался с лупой, при первом удобном случае вынимал ее из кармана, пытаясь определить, кому принадлежал огрызок яблока в столовой или соринка на парте. В последнее время, правда, никаких злодеяний не совершалось, и лупа служила в основном для прожигания дырок в деревянных поверхностях. Сделав несколько кругов по комнате, он решил, что надо вооружиться посерьезнее. Сняв с крючка кочергу, он помахал ею перед камином. Приняв позу бейсболиста, он застыл с кочергой в руке, прислушиваясь.
Однако минуты через две затекли руки. Хомяков и ребята будто пропали, из камина не доносилось ни звука. Петя решительно размотал рогатку, выбрал шарик поувесистее, тщательно прицелился в черноту камина и выстрелил. Однако вместо щелчка раздался глухой «фуп», как если бы он выстрелил в подушку. И шарик пропал!
– Ну все, теперь я сам с этим разберусь! – сказал вслух Горшков и шагнул через решетку.
VI
Хомяков тем временем пробирался к своим. Пройдя половину комнаты, он обнаружил у стены широченный диван, а также то, что очень устал. «Присяду-ка ненадолго», – подумал он и, обняв пакет с бубликами, утонул в куче подушек. Подушки были пыльными, но никогда еще Сева не чувствовал себя так умиротворенно. Съев по случаю пяток бубликов, он и вовсе разомлел, а там и заснул.
Проснулся он от чего-то мягкого, трогающего его за плечо. Открыв глаза, Сева увидел перед собой Афанасия Ивановича.
– Вы устали, молодой человек? Это случается, – предобрейшим голосом сказал тот, высвобождая Севу из мягкого плена.
– Пойдемте, экскур-рсия пр-родолжается, ваши коллеги ждут вас. Вперед, ать-два!
Хомяков смотрел на хранителя, и в памяти всплывали камин, мышь и исчезновение Горшкова. Но он отогнал от себя эти мысли, решив, что это ему приснилось в то время, когда он сладостно дремал на диване. Вместе с Афанасием Ивановичем они вошли в зал, где ребята уже разобрались по кучкам, обсуждая что-то. Афанасий Иванович мягко хлопнул в ладоши:
– Дор-рогие др-рузья, мы пр-родолжаем! Зрелые годы Ильи Антоновича проходили в селе Большие Бубенцы, где он получил в наследство от тетки имение…
И только наблюдательный Великанов заметил, что левое ухо хранителя было едва заметно испачкано сажей.
VII
Горшков сделал решительный шаг, протянул руки вперед и сгруппировался, ожидая наткнуться на холодный кирпич. Но руки уткнулись будто в пыльную вату, а потом и вовсе прошли сквозь нее. От неожиданности Горшков потерял равновесие, вывалился вперед и грохнулся на четвереньки, подняв тучу пыли и золы. Когда пыль рассеялась, он увидел гнома. Самого настоящего гнома, ростом не более чем по пояс ему самому, в малиновом колпачке, зеленых штанах, бархатном камзоле и чудесных желтой кожи сапожках. Гном сидел на полу, рядом лежал шарик от рогатки. Гном потирал шишку на лбу, тихонько похныкивая.
– Бабочки, да что ж это такое? Освободили королевским указом от колотушки, и все давно в лоб получил, уи-и-и, как больдо!.. Уволюсь! Прямо сейчас пойду и попрошу жалованья, сил боих больше нет! Поеду к тетке, огород копать…
Горшков, медленно выползая на свет, стал оглядываться вокруг и увидел просторную залу с мраморным полом. По всей видимости, раньше это был тронный зал, о чем свидетельствовали королевский трон, портреты царственных особ на стенах и рыцарские латы по углам. Но потом, кажется, приемы иностранных гостей стали реже, и зал использовался не по назначению. Трон, правда, был на месте, хоть и с облупившейся позолотой и отломанной ногой, но за ним стояли ряды банок с вареньем и повидлом. В углу громоздились корзины с сухофруктами, другой угол содержал несколько мешков с картошкой. Одна из портьер стыдливо прикрывала огромную бочку с квашеной капустой.
Тем временем гном перестал хныкать, выпучил глазенки на Горшкова и гнусаво заверещал:
– А-а-а! Пожалуйста, не ешьте бедя! Я девкусный! – одновременно суча ножками и тем самым отползая назад. Бабочки! Черное чудовище! Говорила бде бабушка, не соглашайся чистить этот камин! Пожалуйста, не ешьте бедя!..
– Вы… гном? – изумленно пролепетал Горшков. Настоящий?
– Оно еще и разговаривает! Уи-и-и! – наконец, гном вскочил на ноги и кинулся прочь. Но, не пробежав и трех шагов, он споткнулся о корзину лука и растянулся во весь рост. Лук покатился по залу, гном начал хватать луковицы и швырять в Горшкова.
– Уходи обратно в свой кабид! Ба-а-абушка!
Горшков с изумлением взирал на эту картину, не исключая возможности сдать назад.
– Погодите, мистер… эээ… сэр, господин гном! Я не чудовище! Я вас не съем.
Гном, поняв, что его загнали в угол между связками чеснока и мешком орехов, решил перейти в контрнаступление. Вооружившись огромной морковкой и заслонившись корзиной, он стал наступать на Горшкова, не скрывая, впрочем, некоторого любопытства. Известно, что гномы – чрезвычайно любопытный народ.
– Кто ты такое? Говори скорее, или я тебе задам! Ба-ба-бушка-а!
– Я – Петя Горшков. Школьник…
– А за что ты, Петя Горшок из рода Школьников звезданул бде в лоб стеклянным шаром? А? За что? Или бало бде было колотушек? – плаксиво верещал гном, размахивая грязной морковкой.
– Простите, господин Гном, я не специально.
– Не специа-а-ально, – передразнил тот. А зачем ты лазишь по кабинам? То есть, по кабидам? Проклятая пдищепка… Пугаешь добропорядочных гдомов? То есть гы-добов?.. Тьфу ты!..