День Шестой
Шрифт:
Я очень люблю это зрелище, я могу наблюдать его бесконечно - словно распускается цветок, из сморщенного бутона на свет появляется огромное крыло, расправляя разноцветные лепестки, наполняясь ветром, и взмывает в небо, радуясь самой возможности полета... Тем приятнее видеть лица тех, кто наблюдает за этим впервые.
– Ой...
– сказала Татьяна и отступила на несколько шагов.
Крыло действительно производило впечатление. Дивное творение рук человеческих, снежно-белое сверху и снизу, с ярко-оранжевыми косыми нервюрами*, видными только тогда, когда солнце просвечивало оболочку насквозь,
– Так где будем размещать логотип?
...На улице, казалось, было теплее, чем в погребке. Откуда-то с черного ночного неба крупными хлопьями падал снег; облаков не было видно, казалось, снежинки рождаются прямо в воздухе и, неторопливо планируя, ложатся на камни. Я поднял голову вверх, закрыв глаза. Сквозь ватную тишину, какая бывает только в снегопад, едва слышно пыталось пробиться журчание ручья в ущелье. Прикосновение снежинок было неожиданно ласковым, словно маленький зверек касался прохладными лапками лица. "Лечу..."- сказал я себе, раскинул руки и представил, как поднимаюсь в ночное небо навстречу снегу, выше и выше, как уплывает из-под ног камень старых гор, выгибается дугой горизонт и вот уже не снежинки, а звезды прикасаются к моим щекам, где-то далеко внизу вращается голубой шарик покинутой планеты...
Медитация была прервана шумной толпой лыжников, которая направлялась в погребок. Я посторонился, давая им дорогу, ватага смешливых ребят и девчонок протопала вниз по ступенькам, хлопнула дверь, и опять стало тихо.
Накатившая минуту назад сентиментальность смутила меня самого - может, уже и старость подкрадывается?
Я закурил и отправился отсыпаться.
День второй
Возле подъемника было людно. Знакомые и незнакомые лица, разномастные куртки и комбинезоны, чей-то орущий магнитофон - все это создавало ощущение цыганского табора, который уходит в небо. Вот объяви сейчас старт - и вся эта толпа с шумом и гиканьем действительно рванет со склона, раскрасив небеса разноцветными крыльями.
Мы с Фаридом проталкивались к столику регистрации, едва успевая отвечать на приветствия. Фарида знали, меня помнили. Среди общего шума я иногда слышал голоса: "Смотри, вон Белов".
– "Где?" - "Да вон, в джинсовой куртке, с Исуповым..."
– Здорово, Саня.
– Виктор Вальцов, один из организаторов соревнований, стиснул мою ладонь так, что кости хрустнули.
– Давненько, давненько. А мы думали - ты совсем завязал, пропал куда-то. Сколько тебя не было? Год? Привет, Фарид...
– Чуть больше.
– Я растирал онемевшую руку.
– Так, перерывчик был... Потягаемся.
– Ну-ну, тягайся.
– Он взял у помощников бланки и принялся сам их заполнять.
– Тут такие орлы подросли, старикам совсем житья не стало. Ладыгина помнишь? Тощий такой, пацан совсем?
– Не помню.
– Я и вправду не помнил.
– Он в "Контуре" летал, у Михалыча. Второе место на России, вот так. Летную книжку давай.
–
– я заплатил стартовый взнос и протянул ему летную книжку вместе с лицензией ФАИ.
– Аз есмь.
– Вальцов выдал мне карту маршрута, фотопленки.
– Все в одном лице.
– И слава богу, ты хорошо выглядишь, - вмешался Фарид.
– А то Белый беспокоится, что РП будет определять погоду, не выходя из гостиницы после вчерашнего...
– Ну вас, - Вальцов ухмыльнулся в усы.
– А сами-то... Саня, в командном пойдешь? Коваль твой уже здесь, девятый номер.
– Он не мой. Я сам за себя.
– Слушай, Саня...
– Вальцов понизил голос.
– А книжечка-то у тебя того... За прошлый год ни одной отметки...
– Витя, ты же понимаешь - человек не успевал записывать.
– Фарид наклонился к Вальцову.
– Весь год не успевал записывать. Летающие - они такие. Ну хочешь - я ему пятьсот часов нарисую, полетит как миленький, ты же нас знаешь...
– На преступление толкаете... На, Саня, лети на здоровье. Номерок твой - сорок четыре. Общая частота - один-четыре-пять-ноль... Фарид, книжку давай.
– Спасибо, Витя.
– Я забрал свои летные документы.
– Загляни вечерком. Я в "Долине", в семьсот двадцатом.
– Загляну, если на полдороге не перехватят. Дагестанцы звали, обещали удивить... Будь на связи, найдемся.
– Пока.
Я оставил Фарида у столика и принялся проталкиваться в сторону гостиницы, по пути выставляя на рации общую частоту.
В горы, а тем более на соревнования рации берут с собой почти все. На общей частоте всегда можно узнать погоду на маршруте, запросить подбор или просто поболтать. Пока в эфире было тихо - все были здесь, радиосвязь была не нужна.
Я столкнулся с ней нос к носу. Замер на секунду, почувствовав, как опять царапнуло сердце. Татьяна была с Никитой, они стояли около входа на подъемник. Никита разговаривал с ребятами из Красноярска, одного из его собеседников я знал хорошо, другого видел пару раз на Юце.
Я кивнул ребятам и свернул в другую сторону. Она догнала меня возле занесенной снегом баскетбольной площадки.
– Привет, Белов.
– Привет.
– Мне совсем не хотелось говорить, потому что хотелось сказать очень многое.
– Я не знала, что ты здесь.
– Она знакомым жестом поправила волосы.Опять летаешь?
– Почему "опять"? Просто летаю.
– Я сунул руки в карманы, нащупал сигареты.
– Я тоже.
– Это звучало упреком.
– Вот ты где! А там...
– на тропинке появился Никита. Увидев меня, он остановился, словно налетел на препятствие.
– Летай на здоровье. Только не торопись.
– Я обращался к Татьяне, демонстративно не замечая его.
– Если невтерпеж - прицепись за кем-нибудь из опытных. И не взлетай, если не знаешь, где будешь садиться. Горы.
– Я справлюсь.
– Она вскинула голову.
– Не сомневаюсь.
Я повернулся и пошел по тропинке прочь, обойдя Никиту, как неодушевленный предмет. Сквозь чавканье снежной каши под ногами я расслышал его слова: "Что он тебе наговорил?" Наговорил... Если б я мог говорить, вот в чем штука...