День святого Валентина (сборник)
Шрифт:
Перед Вериным мысленным взором вихрем неслись кадры всех посмотренных ею фильмов про боевые искусства. Эх, если бы «мысленный взор» мог показать все это не на такой быстрой перемотке, а с паузами или замедлением кадра, тогда, как принялась фантазировать Вера, стоя у края гибели своего имиджа, она бы вполне могла просто повторить какие-нибудь движения Джеки Чана или Брюса Ли! А то ведь нет! На самом-то деле все обстояло иначе — она только хорошо знала, какие кнопки на компьютерной клавиатуре нужно нажимать, чтобы ее персонаж выполнял «подсечки», удары головой, ногой, рукой, с разворота
Но хватит мечтаний! Вера тряхнула головой. И скорее всего зрители решили, что это она так разминается… «Надо же, — подумалось в этот миг Вере, — в моменты опасности забываются даже такие проблемы, как внешний вид». Да, ей сейчас было совершенно все равно, как она выглядит. Она забыла подумать о том, как, наверное, комично будет смотреться битва крупнокалиберной девочки с тщедушным гавриком Денисовым. И то, какими корявыми окажутся приемы псевдокарате в ее исполнении…
А тем временем этот самый Денисов, которого Яценко снова основательно подпихнул, сделал шаг вперед…
Глава 8. Бобик сдох…
Сделала шаг и Вера.
И вдруг в полной тишине раздался твердый голос:
— Вера, не надо!
Ребята тут же принялись вертеться, оглядываться.
— Остановись.
Голос принадлежал Глебу Терехову. И теперь перед этим самым Глебом, который пробирался к арене боевых действий, расступалась толпа.
Глеб встал между Верой и серо-зеленым, готовым к обмороку Денисовым. И произнес:
— Ты не имеешь права отрабатывать приемы на неподготовленных людях. И если ты сейчас это сделаешь, то нарушишь главный принцип спорта. Понимаешь, да? К тому же карате — это серьезно. Ты же можешь покалечить Денисова.
Теперь все смотрели на спортсмена-отличника Глеба. Который, в чем никто не сомневался, говорил то, что хорошо знал. А ведь действительно — Терехов со второго класса занимается боксом. И за все это время НИКОГДА свои боксерские приемчики ни на ком не демонстрировал!
— Ну так… — неуверенно начал Костя Яценко. — Денисов же ее сам попросил карате показать.
— Мало ли… — усмехнулся Терехов. — А вот попадет Денисов после этого эксперимента в больницу, он тут же от своих слов откажется.
— Это точно! — засмеялись мальчишки. — Откажется!
— Кстати, это не он просил карате показать, а Оля Прожумайло! — заметила Муся Гладышева.
— Точно — не он!
— А ведь правда! — согласились многие.
Учительница, про непременное появление которой все забыли, уже давно была в классе. Она не раз уже призывно стучала указкой по столу, но ее не слышали. И только сейчас, когда она подкрепила свой стук гневным восклицанием: «Урок идет уже пять минут. Восьмой «А», вы будете садиться за парты или нет?» — ребята на нее оглянулись. Пришлось идти садиться по местам.
Что все и сделали — в основном с удовольствием. Недовольными остались только те, кто надеялся посмотреть зрелище-позорище: битву каратистки с «неподготовленным человеком»…
И пока класс с шумом рассаживался, девчонки успели проскочить мимо Игоря Денисова и с хохотом поинтересоваться:
— Так что у нас там, Игорек, с манной кашей?
— Ты ее как — ешь или не ешь?
— Сам или не сам?
— Кашу или не кашу?
Денисов пробухтел в ответ что-то невразумительное. Но за парту свою плюхнулся уже с явным облегчением. И даже щечки его начали розоветь. Хорошо бы, конечно, если бы Колян Пряжкин не узнал о его сегодняшней неудачной попытке выпендриться!.. Нет, не «выпендриться», конечно, а расставить все на свои места — отомстить Герасимовой, рассказав миру правду о ней. Чтобы эта противная девица не позорила его перед всеми. Но раз не удалось так сделать — так пусть Колян про это и не узнает. Очень, очень переживал Игорь за недавний случай, связанный с Верой, отругавшей его за Марысаеву… И потому страстно хотел отыграться. А тут — на тебе…
Теперь на грани обморока была Вера. Причем весь урок литературы. Хорошо, что ее в этот день не спросили, а то бы как раз у доски она в свой первый в жизни обморок-то и грохнулась. Чем тоже создала бы мини-театр для одноклассников. И возможность для них все-таки прийти к выводу, что все, сказанное в Верин адрес Денисовым, не вранье.
Поэтому она сидела, борясь с подступающей слабостью, дрожью ног и рук. А на лице сохраняла свою привычную маску спокойствия.
И следующие уроки держалась. И контрольную по геометрии достойно высидела — и даже написала ее, кажется, всю.
О странном поступке спасителя — Терехова — она старалась не думать. Вот не думать — и все! Потому что, как героиня одной американской книжки, она собиралась подумать об этом позже. Не завтра, нет, — сегодня! Но не здесь и не сейчас…
А как только уроки закончились, Вера все так же спокойно и ровно дошла до гардероба, оделась. Попрощавшись с девчонками-одноклассницами, которые продолжали и в гардеробе к ней с интересом присматриваться, но ничего спросить так и не решились, вышла из школы.
В парк, ее путь лежал в парк культуры и отдыха. Вера уселась в троллейбус, который пусть хоть и кружным путем, но привез ее к этому парку. Таким образом она для тех, кто решил бы за ней понаблюдать, вновь нагнала таинственности. Ведь до дома Веры было десять минут пешком, а она направилась на троллейбусе в противоположную от дома сторону. Так что, уже сама не желая этого, девочка-обманщица продолжала работать на свой имидж… Хотя, казалось бы, кому какое дело, кто куда после школы отправляется?
И уже в троллейбусе, забившись в самый угол задней площадки и отвернувшись от всех, беззвучно, но горько Вера разрыдалась. Рыдала, слезы лились на щеки и быстро холодели в неотапливаемом салоне, а девочка все не могла остановиться. Как же она все-таки испугалась, когда начался весь этот кошмар! И что же за странная и корявая у нее жизнь!..
В парке было безлюдно, тихо, величественно. Закатное солнце словно накинуло на пышные холмистые белые клумбы, на утоптанные расчищенные дорожки и заваленные снегом кусты тончайшую розовую кисею, поэтому темные тени, которые бросали на эту кисею высокие деревья, казались синими.