День святого Валентина (сборник)

Молчанова Ирина Алексеевна

Им оказался Игорек Денисов.

— Ты че толкаешься-то? — тут же обиделся он и, естественно, толкнул Веру.

Падая в противоположную сторону — то есть все на того же Яценко, Вера успела увидеть полные яростной злости глаза Игорька.

«Ну надо же, как он меня ненавидит!» — подумала Вера, с трудом удерживая равновесие.

А Игорек уже подскочил к ней.

— Ты чего, корова, пихаешься, я не понял? — смело крикнул он.

Не только Вера — многие в классе с удивлением обернулись и посмотрели на Игоря. Ведь обычно он не позволял себе так разговаривать с теми, кого боялся. А уж Веру-то он боялся точно — стороной обходил после знаменательного получения в лоб. Вообще в классе Денисова никто не уважал — за его роль подпевалы и мальчика на побегушках при

Коляне Пряжкине, которую он, надо сказать, исполнял с удовольствием. Так чего это Игорек вдруг так активизировался?..

Вера с презрением посмотрела на Денисова, наглядно постучала себе пальцем по виску, отвернулась и направилась к своей парте.

Но какой-то наглый и необыкновенно уверенный в себе бес руководил сейчас Игорем Денисовым.

— Че ты? — задиристо и с надрывом, как будто его очень сильно обидели, повторил Игорек. — Че ты тянешь на меня?

— Уймись, Денисов, — спокойно ответила Вера, — я тебя не трогала. Все упали, и я тоже. Так что извини.

На «извини» Игорек явно не рассчитывал. Он снова подскочил к Вере, которая уже уселась за парту, хитро сощурил глаза и склонился прямо к ее лицу.

— А что ж ты мне сдачи-то не даешь, каратистка? А? — ехидно поинтересовался он.

— Я с такими, как ты, не связываюсь, — усмехнулась Вера.

— А с какими ты связываешься? С какими? — прыгал задиристым петушком Игорь.

— Да иди ты в баню! — как от назойливого комара, отмахнулась от него Вера.

— Нет, ты скажи! — потребовал Денисов и схватил ее за рукав.

Отрывая денисовские пальцы от своего рукава, Вера снова посмотрела Игорьку в глаза. И снова ощутила, насколько сильна его ненависть. Игореха не простил ей ничего — ни недавнего позора, когда Вера заступилась за честь Марысаевой, ни давнего удара в лоб. А сейчас он почувствовал, что Вера уязвима — ведь она вышла из сферы интересов Коли Пряжкина, а потому защищать ее Колян не будет. К тому же Пряжкина в кабинете в данный момент не было. Да он и раньше-то ни от кого Веру не защищал, но именно из-за того, что она ему нравилась, она находилась в некой «зоне недосягаемости». А теперь вот, значит, как…

И еще: по Денисову было видно — что-то явно не давало ему покоя! Или информация какая-то, которой Игорьку просто не терпелось с кем-нибудь поделиться, или…

— Слышишь, Герасимова… — вальяжно раскачиваясь, неторопливо начал Игорь. Конечно, неторопливо — ведь важную информацию нужно преподносить без спешки, значительно, веско. — Я тут про тебя кое-что знаю… Ну и здорова же ты врать!

— По поводу чего ты знаешь? — тут же оживилась Оленька Прожумайло и подбежала поближе к Денисову.

— Да вот, по поводу Верочки нашей необыкновенной… — пренебрежительно кивнул в сторону Веры Денисов.

Вера похолодела. Но что нужно делать, не знала. А потому продолжала просто сидеть за партой. И слушать…

— Ну, Денисов. Чего резину-то тянешь? — принялась теребить его Оля.

Ее подружка Тушина тоже подскочила поближе и навострила уши.

Игорь оглядел публику и все так же неторопливо начал:

— Ну, пошли мы вчера с матерью в магазин за продуктами. Все купили, значит, выходим. А там, у дверей, герасимовская мать моей попалась. И начали они разговаривать. Вместе вышли из магазина и пошлепали по дороге. А я сзади плетусь, сумки наши тащу. Ну и мамаши: ля-ля-ля да бла-бла-бла… И тут слышу, они про детей говорить начали. Моя мать про меня что-то там наплела, не важно, а потом и говорит матери Герасимовой: как, наверно, тяжело девочку растить, сколько нарядов, типа, надо, да как опасно на улицу отпускать и дожидаться… Вот. А Веркина-то мать тут ка-а-а-ак выдаст: да вы что, моя девочка целыми днями дома сидит, никуда ее не заставишь сходить! Просто, типа того, беда с ней! В бассейн с нами еще худо-бедно вытаскиваем, а так… только в музыкальную школу сбегает — и домой! И ни друзей у нее, ни занятий любимых… Я сразу-то не все расслышал, шумно на улице было, но потом, когда мы с матерью домой пришли, я у нее переспросил, и она кой-чего дорассказала… Поняли? — Игорь торжествующе обвел взглядом всех, кто слушал его. А таких было уже немало, практически весь класс собрался вокруг. И он насмешливо завершил: — Так что все Герасимова нам напридумывала — никакая она не каратистка. И тем более не все остальное.

Вера опешила… Это был провал. Это был позор. Катастрофа. Ужас…

Девочка оглянулась на одноклассников, взоры которых были прикованы сейчас к ней…

Так часто бывает: проходит всего лишь миг, а кажется, что пролетело безумно много времени — потому что столько всего успеваешь в этот момент подумать. Так случилось и с Верой. Она вспомнила все — и как донимал ее Пряжкин со своими «пончиками» и «колобками», и как обзывали ее другие ребята, и свои экстремальные катания на «Колесе обозрения», и трусливое бегство от порога «Клуба ролевых игр», и другие жалкие попытки изменить свою жизнь. Еще Вера успела вновь прочувствовать, как ей одиноко, осознать, до чего она не согласна с той внешностью и образом жизни, которые ей достались, представила, кем бы она хотела быть, чем заниматься и… насколько все это недоступно. А теперь невозможно вообще все! Потому что как она теперь будет смотреть в глаза одноклассникам? Пусть теплых дружеских чувств к ней никто здесь и не питал, но теперь, когда все знают о том, что все эти годы она попросту искусно врала, кроме презрения, ее личность у них ничего не вызовет.

И все-таки здравая жизненная сила брала верх над паникой и ужасом, над слабостями и комплексами. Вера поняла — надо спасаться! Вот что бы, подумала она, предприняла в этой ситуации та, кем внешне она является, — толстая, несчастная девица, услышавшая подобное разоблачение? Уже бежала бы со слезами и воплями прочь от позора. А как поступила бы она — та, которой Вера чувствует себя на самом деле? То есть героическая-романтическая девушка? Да очень просто — она бросилась бы спасать несчастную одинокую толстуху-неудачницу!

Так Вера и поступила. И принялась спасать саму себя.

Она медленно, очень спокойно поднялась со стула и, с легкой усмешкой на лице, изучающе посмотрела на Денисова. Затем изобразила удивление и заинтересованно спросила его:

— А что, твоя мама тебе все свои разговоры со знакомыми пересказывает? Да?

— Нет, — не понимая, к чему Вера клонит, тут же отказался Игорь.

— И подслушиваешь ты тоже всегда, да?

— Не всегда…

— А когда?

Игорь несколько растерялся. И ничего не ответил. А Вера тем временем продолжала:

— Значит, мама какие-то разговоры пересказывает, а какие-то нет? А как она определяет, что поведать тебе, а что не поведать? Не знаешь… А я знаю. Скорее всего ты сам это все придумал сейчас, а не мама тебе рассказала.

— Нет, мама, мама! — заволновался Денисов.

— А подслушиваешь ты тогда что? — спросила Вера, видя, что Игорь явно не понимает, как она его запутывает. Не понимает, и почему она это делает — потому что сама спасается. — Когда именно подслушиваешь-то?

— Никогда, блин, не подслушиваю! — возмутился Игорь.

На что Вера тут же заметила:

— Ты же сам только что говорил, что не успел подслушать, а потому вынужден был переспросить дома у мамы. Что-то ты путаешься, господин обвинитель!

Игорек не успел ничего ответить, потому что Вера очень медленно стала на него надвигаться, при этом безжалостно задавая вопросы:

— Ладно, допустим, все так, как ты говоришь. То есть ты у мамы все спрашиваешь, что не успеваешь подслушать. И она охотно делится с тобой всякими своими дамскими секретиками. Ага, тогда выходит, что ты — лучшая мамина подружка? Видимо, да, так оно и есть. Странноватая роль для мальчика, не находишь? Но подружка — значит, подружка, тут уж ничего не поделаешь… А они, эти мамы, ох какие болтливые… Потому что, представляешь, вчера моя мама, когда из магазина-то пришла, мне тоже кое-что поведала. Например, что твоя мама ей рассказала, как она тебя по утрам манной кашей из ложечки кормит. Ужас, говорит, как тяжело мальчиков воспитывать! Так долго в них детство играет… Вроде, говорит, взрослый у меня мальчуган Игорешенька, а просит каждое утро: покорми меня, мама, из ложечки!