Дэн Сяопин
Шрифт:
После этого Дэн занялся войной с Вьетнамом и только в конце ее вернулся к вопросу о либерализме. 16 марта, когда китайские войска уже ушли с территории Вьетнама, он, докладывая об итогах войны на специальном совещании в ЦК, неожиданно разразился тирадой в адрес тех, кто поверил в свободу слова. «Мы развиваем демократию, — заявил он. — …Но у нас… возникли новые проблемы… В своих статьях мы обязаны защищать великое знамя Председателя Мао, никоим образом нельзя так или иначе чернить его… Сейчас главное — стабильность… А вопрос о том, как оценивать „культурную революцию“, можно временно отложить» 239.
Ознакомившись со стенограммами конференции, Дэн утвердился в мысли, что пора закручивать гайки. 27 марта, пригласив к себе Ху Яобана и Ху Цяому, он объявил голосом, не допускающим возражений: «Сейчас надо сказать, что необходимо твердо придерживаться четырех кардинальных принципов: отстаивать
Именно об этом Дэн и заявил в речи 30 марта, через два дня после начала второго этапа конференции (28 марта — 3 апреля) 241. Большинство ветеранов, в том числе Чэнь Юнь и Ли Сяньнянь, горячо поддержали его. Только маршалу Е речь не понравилась 242. Но он уже сходил с политической арены.
Что же касается либералов, то они, конечно, были разочарованы, тем более что Дэн подверг их уничтожающей критике: «Крайне незначительное число людей в обществе сеет сейчас сомнения насчет четырех кардинальных принципов или выступает против них, а некоторые члены партии не только не признают опасность этого идейного течения, но и в какой-то мере оказывают ему прямую или косвенную поддержку… Они… уже сильно навредили нашему делу. Поэтому мы должны… приложить огромные усилия для решительной борьбы с [этим] идейным течением». Он также объяснил, какая демократия нужна китайскому обществу: «Только социалистическая демократия, иначе демократия народная. Ему не нужна индивидуалистическая буржуазная демократия. Народная же демократия неотделима от диктатуры над врагами и от централизма, основанного на демократии» 243.
Короткий период китайской гласности подходил к концу. Неотделимая от диктатуры «народная демократия» не подразумевала ее.
В конце конференции Ху Яобан вынужден был согласиться с Дэном. «Важная речь товарища Сяопина от имени Центрального комитета способствовала довольно успешному завершению работы всей конференции», — сказал он. Но при этом позволил себе заметить: «Сейчас кое-кто скажет, что мы вновь нанесли удар по правым. Если так скажут обычные люди, это еще можно понять, но если кадровые работники — их слова будут звучать наивно. За последние два с половиной года мы извлекли столько уроков из истории и реабилитировали так много людей, ошибочно зачисленных в правые, что как же мы вновь, не разобравшись, начнем борьбу с правыми? На повестке дня сейчас не стоит вопроса о „лечении болезни“ и борьбы с правыми» 244. Иными словами, Ху Яобан попытался смягчить впечатление, произведенное на партию и страну выступлением Дэна. Но это ему не удалось.
Политическая обстановка начала меняться уже после доклада Дэна 16 марта об итогах вьетнамской войны, в котором тот впервые призвал свернуть демократию. 29 марта, за день до выступления Дэна на конференции, пекинские власти издали распоряжение, запрещавшее «распространение плакататов, дацзыбао,книг, журналов, фотографий и других материалов, содержащих нападки на социализм, диктатуру пролетариата, руководство компартии, марксизм-ленинизм и идеи Мао Цзэдуна», то есть на четыре кардинальных принципа 245. Ни городским властям, ни Дэну не нравилось также то, что с началом вьетнамской войны на «Стене демократии» появлялись антивоенные листовки, выражавшие сочувствие вьетнамцам и осуждавшие «реакционную клику» руководителей Компартии Китая 246. Через несколько часов после оглашения распоряжения полицейские арестовали знакомого нам Вэй Цзиншэна. Поводом послужило его последнее дацзыбао,озаглавленное «Хотим ли мы демократии или новой диктатуры?». Оно было направлено против Дэн Сяопина. В нем электрик-либерал, ставший за последние четыре месяца одним из лидеров демократического движения, гневно раскритиковал дэновский доклад об итогах вьетнамской войны. Вэй назвал Дэна «диктатором-фашистом», сравнив его с Мао Цзэдуном и «группой четырех» 247. По некоторым данным, Дэн лично отдал приказ об аресте обидчика 248.
В октябре 1979 года Вэя приговорили к пятнадцати годам заключения. Ни членам его семьи, ни адвокату не позволили присутствовать в зале суда 249. В защиту Вэя выступили многие борцы за права человека, в том числе Андрей Сахаров, лауреат Нобелевской премии мира. Советский диссидент послал тогда телеграмму Хуа Гофэну: «Я прошу Вас использовать свое влияние для того, чтобы пересмотреть приговор Вэй Цзиншэну» 250. Это было, конечно, благородно, но, как мы теперь понимаем, наивно
96
Вэй Цзиншэна выпустили из тюрьмы в сентябре 1993-го, за год до истечения срока, поскольку китайское руководство попыталось произвести благоприятное впечатление на Международный олимпийский комитет, рассчитывая, что он изберет КНР местом проведения летних Олимпийских игр 2000 года. Но после того, как МОК проголосовал за Сидней, его опять арестовали. Он был освобожден в ноябре 1997 года, через девять месяцев после смерти Дэна — по просьбе Билла Клинтона и выдворен в США, где в 2000 году получил американское гражданство.
Всего взяли под стражу не менее ста человек 251. Дэн прямо обвинил диссидентов в подготовке террористических актов, связях с иностранными политическими силами и гоминьдановской разведкой 252. «Стену демократии» очистили от дацзыбао,запретив вывешивать на ней вообще что-либо. Для выражения мнений, если они у кого-то остались, отвели место вдали от центра, в одном из парков на северо-западе Пекина, однако оно не стало популярным и скоро тоже оказалось закрыто.
Как видим, очередная провокация коммунистов, за которой на этот раз стоял Дэн, прошла в лучших традициях Председателя Мао. Китайских интеллигентов опять беззастенчиво и цинично использовали в целях большой политики. В обстановке демократического подъема Хуа Гофэн и Ван Дунсин оказались повержены, Дэна приняли в США как провозвестника свободы, Картер и японский премьер Охира по существу поддержали его агрессию во Вьетнаме, и теперь глас народа можно было и заглушить.
Дэн достиг всего, чего хотел. А то, что не обошлось без жертв, так не в первый же раз! Цель для него, как мы могли убедиться, всегда оправдывала средства: и в годы революции, и во время аграрной реформы, и в ходе борьбы за социализм, и в период «культурной революции». А люди имели значение только как инструменты ее достижения. Он жертвовал даже родными, если этого, с его точки зрения, требовали интересы дела. С самого начала, едва присоединившись к коммунистическому движению, он всего себя отдал политической борьбе. Оставил отца и мать и никогда не возвращался в родные места, живя только интересами организации. И лишь на работе чувствовал себя как рыба в воде, ловко острил, непринужденно общался, легко заводил дружбу. В общем, производил впечатление «своего парня». Дома же, изможденный, часами молчал. Это был человек жесткий и сильный, блестящий политик и организатор, но такие понятия, как гуманизм и нравственность, были не из его лексикона. Не случайно даже симпатизирующий ему биограф Эзра Ф. Вогель вынужден констатировать: «Дэн относился к людям утилитарно… он был товарищем для тех, кто следовал его курсу, но не другом, чья преданность выходила [бы] за пределы потребностей организации» 253.
Укрепив свою власть, Дэн мог праздновать победу. И он это сделал в лучших традициях «великого кормчего», любившего, как мы помним, удивлять своих подданных. Переплывать реки он, правда, не стал, но в середине июля 1979 года, несмотря на свои почти 75 лет, взобрался на знаменитую гору Хуаншань в провинции Аньхой, с древности считавшуюся «самой красивой в Поднебесной». На высочайший пик горы (1864 метра) он, конечно, не взошел, но более чем на полторы тысячи метров над уровнем моря действительно поднялся. По трудным, выбитым в скалах тропам и навесным деревянным мосткам, тянущимся вдоль горы, от одного вида которых захватывало дух. Сопровождавшие его лица просили Дэна быть осторожнее, но он только отмахивался: «Вы меня еще учить будете! У меня опыта побольше вашего. Во время Великого похода немало людей торопились и падали, а я чем дальше шел, тем сильнее становился».
Он провел на горе три дня, обойдя и осмотрев всё, что можно, и наслаждаясь живописными видами. А спустившись, сказал первому секретарю Аньхойского парткома Вань Ли: «Урок Хуаншани говорит о том, что я полностью соответствую стандартам» 254.
Его восхождение, разумеется, имело огромный смысл. Он действительно взошел на Вершину и все еще был полон сил и здоровья. Именно об этом он и хотел сообщить миру.
Но впереди его ждало еще много дел. Надо было продолжить реформы, убрать Хуа Гофэна и его сторонников из всех властных структур, а также дать итоговую оценку истории партии хотя бы за годы существования КНР, без чего его славное восхождение не получало исторического обоснования. Как и Мао когда-то, в 1945 году, Дэн должен был расквитаться с прошлым, чтобы обеспечить себе место в будущем.