День триффидов (авторский сборник)
Шрифт:
— Я начну с первого погружения.
Филлис покачала головой.
— Если читатель опустит что-либо несущественное — это полбеды. Много хуже, если нечто важное опустишь ты сам.
Я насупился.
— Да, я никогда не был убежден, что те болиды… Но, черт возьми, слово «совпадение» и существует потому, что в самом деле существуют совпадения.
— Вот так и напиши. Только начни с «Джиневры».
— Ладно, — уступил я. — Глава первая — «Любопытный феномен».
— Милый, мы живем не в девятнадцатом веке! Я бы на твоем месте разделила книгу на три Фазы. Фаза первая…
— Дорогая, чья это будет книга?
— Конечно, твоя,
— Значит ли это, что она будет принадлежать мне больше, чем моя жизнь с тех пор, как я встретил тебя?
— Да, милый. Итак, Фаза первая… Ой, посмотри скорей!
Громадная льдина, подточенная водой, откололась от айсберга и, тяжело описав в воздухе дугу, со всего размаху обрушилась в воду, взметнув к небу миллионы сверкающих брызг. Продолжая по инерции вращение, она на какое-то мгновение замерла почти горизонтально и качнулась назад, оставляя за собой искрящийся водяной шлейф. Мы, как зачарованные, смотрели на затухающие колебания этого гигантского маятника, пока льдина не успокоилась, выставив на обозрение миру другую свою грань.
Филлис вернулась к разговору.
— Первая Фаза, — начала она уверенно, но вдруг остановилась. — Нет, в начале нужен эпиграф — на целую страницу, отражающий самую суть.
— Пожалуй, — согласился я. — Думаю…
Филлис замотала головой.
— Подожди… сейчас… Вспомнила! — обрадовалась она. — Эмили Петифел! Ты о ней, вероятно, никогда и не слышал…
— Совершенно верно, — вставил я. — Мне хотелось бы…
— Это из «Розовой Книги Детства». Вот послушай. — И Филлис, вынув руку из кармана, продекламировала.
— Слишком длинно, дорогая и, прости, немного не по теме.
— Да, но последние две строчки, Майк, вот эти:
Но что это, мама, ответь мне скорее Из моря украдкой выходит на берег?— Жаль, дорогая, но я вынужден повторить: нет.
— Ты не найдешь ничего лучшего, — обиделась она. — Ну а что у тебя?
— Я имел в виду Теннисона.
— Теннисона?! — поморщилась Филлис.
— Слушай, — сказал я и, в свою очередь, прочитал небольшой отрывок. — Конечно, это не шедевр, но ведь и Теннисон был когда-то начинающим поэтом.
— Мои две последние строчки более точны.
— По букве, но не по духу. И, кто знает, может быть, слова Теннисона, в конце концов, окажутся истиной.
Мы еще немного поспорили, но я так считаю: книга моя, а Филлис, если захочет, может написать свою.
Под громоподобными волнами
Бездонного моря, на дне морском
Спит Кракен, не потревоженный снами,
Древним, как море, сном.
Тысячелетнего века и веса
Огромного водоросли глубин
Переплелись с лучами белесыми,
Солнечными над ним.
На нем многослойную тень рассеял
Коралловых древ неземной раскид.
Спит Кракен, день ото дня жирея,
На
Покуда последний огонь небесный
Не опалит Глубин, не всколыхнет вод, —
Тогда восстанет он с ревом из бездны
На зрелище ангелам… и умрет.
Фаза первая
Я — истинный свидетель, ты — истинный свидетель, практически все твари божьи — истинные свидетели: ума не приложу, как возникают совершенно различные версии одного и того же события! Я знаю только двух людей, чье описание происшедшего в ночь на 15 июля полностью совпадает, — эти двое — Филлис и я. Но, так как Филлис — моя жена, люди, по своей простоте, говорят за нашими спинами, будто я повлиял на нее. О, как плохо они знают Филлис!
Итак, время: 23 часа 15 минут; место: 35 широта, 24 градуса западнее Гринвича, круизное судно «Джиневра»; ситуация: медовый месяц — вот факты, не вызывающие сомнений.
Маршрут круиза проходил через Мадейру, Канарские острова, острова Зеленого Мыса и затем круто поворачивал на север, чтобы по пути домой захватить Азоры.
Мы стояли на верхней палубе, облокотясь на перила, вдыхая прохладный ночной воздух. Из салона доносилась заунывная мелодия, красивый баритон страдал от неразделенной любви. Отдыхающие танцевали.
Корабль шел плавно, как по реке. Мы молчали, уставившись в бесконечные просторы моря и неба. Эстрадный певец надрывно стенал за нашими спинами.
— Как хорошо, что я не могу разделить его горе, это было бы ужасно, — пробурчала Филлис. — И зачем тиражировать подобные завывания?
К счастью, мне не надо было отвечать — внимание Филлис неожиданно переключилось.
— Как мрачен и зловещ сегодня Марс, — сказала она. — Хочется верить, что это не дурное знамение.
Я взглянул на красную точку среди мириад белых. Надо признать, в тот вечер Марс действительно был ярок, как никогда. Хотя, возможно, все объяснялось тем, что мы находились в тропиках: звезды здесь тоже были совсем другие…
— Да, — согласился я, — хочется верить…
Некоторое время мы молча пялились на красную точку.
— Странно, но, кажется, он увеличивается, — озадаченно заметила Филлис.
Я сказал, что это скорее всего галлюцинация. Однако Филлис была права: Марс явно увеличился в размерах и более того…
— Еще один! Нет, двух Марсов быть не может… — растерялась она.
И тем не менее они были. Вторая точка, чуть меньше первой, мерцала таким же алым светом.
— Еще! Видишь? Там, слева.
— Вероятно, какой-то тип реактивных самолетов, — предположил я.
Точки становились все ярче и все ниже опускались по небосклону, пока не оказались почти над линией горизонта. От них по воде побежала розовая дорожка отраженного света.
— Пять, — насчитала Филлис.
И сколько нас ни просили потом описать эти точки подробнее, мы говорили тогда и продолжаем утверждать сейчас, что установить их точные очертания было невозможно. Равномерно красный, слегка размытый по контуру шар — вот все, что мы тогда разглядели. Попытайтесь представить пурпурный источник света, окутанный густым туманом, таким, что образуется довольно отчетливый ореол, и вы получите примерное представление, на что это походило.