День триффидов (авторский сборник)
Шрифт:
Никто, включая нас, не знал, кто повинен в смерти Алана Эрвина. Расследование показало, что многие питали к нему неприязнь и многих он успел обидеть, но ни у кого не нашлось мотива для убийства. Старый Вильям Тей признал, что это он делал стрелу, но ведь практически все стрелы в округе были сделаны его руками. Это была обычная охотничья стрела, в любом доме их десятки. Люди, конечно, сплетничали. Говорили, — что Энн в последнее время не так сильно любила Алана и даже слегка побаивалась его. К большому огорчению ее родителей, начали даже поговаривать, что-де она сама пустила в него стрелу, а затем покончила с собой. Но и эти слухи утихли за неимением доказательств. В конце концов тайну списали за неразгаданностью. Кто знает, может, то был несчастный случай, а охотник теперь не решается признаться.
Мы постоянно прислушивались, не заподозрит ли и нас кто-нибудь. Нет, ничего подобного. Со временем мы позволили себе расслабиться. Однако, хотя источник постоянного напряжения исчез, эффект его все еще сохранялся. Мы чувствовали, как резко отличаемся от остальных, и понимали, что безопасность всех находится в руках каждого.
Мы горевали об Энн, но горе наше смягчалось знанием, что на самом деле мы лишились ее еще год назад, когда она только вышла замуж. Лишь Майкл не разделял общего облегчения.
— Одна из нас оказалась недостаточно сильной, — повторял он.
Глава 11
Весенние инспекции прошли благоприятно. Всего два поля во всей округе были осуждены на уничтожение, но они не принадлежали ни отцу, ни Энгусу Мортону. Два предыдущих года были настолько плохими, что даже те, кто не сразу уничтожали Отклонения в первый раз, во второй не задумываясь убивали всех животных, вызывавших сомнение, вследствие чего уровень нормальности у нас снова повысился. Люди стали относиться друг к другу добрее, по-соседски. К концу мая начали даже заключать пари о дальнейшем снижении уровня Отклонений. И старый Джейкоб признал, что гнев Господень поутих.
— Господь милостив, — говорил он с некоторым сожалением. — Он дает нам еще один шанс. Будем надеяться, грешники ступят на путь истинный, не то через год будет еще хуже. Да и нынешний год пока не кончился, все еще может испортиться!
Однако ничего плохого не происходило. Урожаи на полях соответствовали Норме, да и овощи по размерам не превышали допустимых пределов. Похоже было, что и погода установилась хорошая. Инспектор почти безвылазно сидел у себя в кабинете, так как делать ему было нечего. К нему даже начали прилично относиться жители округи.
Как и остальные, мы настроились на спокойное трудовое лето. Возможно, все и обошлось бы — если бы не Петра.
Прекрасным ранним утром в июне она выкинула сразу две штучки, зная, что этого делать нельзя. Во-первых, влекомая жаждой приключений, в одиночку отправилась погулять на своем пони. Во-вторых, отъехав от наших полей, она не остановилась, а углубилась в лес.
Я уже упоминал, что лес вокруг Вакнука довольно безопасен, однако полагаться на это не стоит. Дикие кошки чаще всего убегают, нападают они редко. Но все же никто не ходил в лес без оружия — мало ли какие крупные звери, могут пробраться к нам из Окраин!
Зов Петры прозвучал у меня в голове так же внезапно и так же оглушающе, как и в первый раз. На сей раз в нем не звучала такая ужасная паника, и все же человеку, мысленно принявшему такой вопль, — становилось не по себе. Кроме того, у девочки начисто отсутствовал контроль. Она прямо-таки волнами испускала ощущение ужаса, которое заглушало все вокруг.
Я хотел дозваться остальных, чтобы они не мчались на зов, но меня не слышала даже Розалинда. Трудно описать подобное заглушение. Словно пытаешься перекричать жуткий шум и одновременно разглядеть, что-нибудь в густейшем тумане. Хуже всего, абсолютно неясна была причина страха Петры — бессловесный вопль протеста. Чисто рефлекторное действие, не мысли, не контроль. Сомневаюсь даже, чтобы она сама знала, что творит. Инстинкт… Я лишь понял, что ей плохо и что она далеко…
Выскочив из кухни, я подбежал к дому, схватил ружье, всегда висевшее у двери, взведенное и заряженное на случай необходимости. Через пару минут, оседлав коня, я уже несся по направлению к Западному лесу.
Если бы Петра хоть на секунду перестала так «вопить», мы бы связались друг с другом и последствия ее выходки не были бы столь серьезны. Но она продолжала посылать сигналы боли и тревоги, напрочь отделяя нас друг от друга, так что оставалось лишь как можно быстрее мчаться к ней…
Дорога была не слишком хорошей, в одном месте я даже свалился с коня и потерял несколько минут, ловя его. Наконец я добрался до места, но Петру не увидел. Сначала я увидел ее пони. Он лежал на полянке с разодранным горлом, а на нем сидело невиданное мной прежде чудовище, жадно урча и пожирая громадные куски мяса.
Я стал снимать ружье, и движение, видно, привлекло его внимание. Зверь повернул голову, посмотрел на меня и собрался для прыжка. Я поднял ружье, но тут в воздухе свистнула стрела и вонзилась ему прямо в горло. Зверь взвился в воздух и рухнул, все еще глядя на меня желтыми глазами. Мой конь от испуга встал на дыбы, так что ружье мое выпалило в воздух. Еще две стрелы вонзились в чудовище, и оно застыло на земле, мертвое.
Справа от меня на поляну выехала Розалинда, держа в руках лук. С другой стороны появился Майкл, держа стрелу наготове. Мы все еще не могли общаться. Петра заглушала нас всех.
— Где она? — спросила вслух Розалинда.
Мы осмотрелись и наконец заметили небольшую фигурку, висевшую метрах в четырех от земли на молодом деревце. Розалинда подъехала к дереву и сказала малышке, что уже можно слезть. Петра продолжала висеть там, в развилке, казалось, она не в состояний двинуться. Я спрыгнул с коня, вскарабкался на дерево и снял ее, а Розалинда усадила ее к себе и попыталась утешить. Но Петра поглядела на своего милого пони, и ее «вой» лишь усилился.
— Нужно прекратить это, — сказал я, — она же всех сюда созовет.
Майкл, убедившись в том, что зверь мертв, присоединился к нам и с беспокойством смотрел на Петру.
— Она и понятия не имеет, что творит. Просто вопит от ужаса — внутри, в душе. Уж лучше бы орала вслух! Давайте-ка отведем ее в сторону, так, чтобы она перестала глядеть на пони.
Мы отошли за кусты. Майкл попытался спокойно поговорить с Петрой, но девочка, казалось, не слышала его, и горе ее ничуть не утихало.
— А не попробовать ли нам всем вместе передать ей какой-нибудь образ? — предложил я. — Утешение-сочувствие-облегчение. Готовы?