День всех пропавших
Шрифт:
– Автомобиль был припаркован перед одним из домов? – размышляет Эддисон. – Не исключено. Приятель соседа или какой-нибудь ремонтник. Впрочем, можно было ожидать, что хозяин в это время окажется дома. Ведь дом – не квартира, ключи рабочим обычно не выдают…
– Если только это не рабочий, который приходит регулярно. Если с ним давно сотрудничают, нет ничего странного, чтобы сделать для него ключи или сказать, где запасные.
По тротуарам ходят люди. Не успеваем мы вернуться на улицу Мерсеров, как прохожие начинают подходить, предлагают помощь или просто пялятся на нас. Привычно поднимаю планшет и снова фотографирую их группками и по одному.
Здорово, если б мы могли изобличить преступника по его притворным, лицемерным усилиям, однако под эту категорию попадают многие. Всегда находятся люди, которые просто хотят узнать подробности или которым есть что скрывать; встречаются и любители насладиться чужим горем, болью и паникой.
Кирни с агентом Бернсайдом присоединяются к нам возле дома Мерсеров. Уоттс и капитан Скотт стоят плечом к плечу; Уоттс делает заявления для собравшихся репортеров. Останавливаемся на краю владений Коперников и наблюдаем.
– Как там в школе? – спрашивает Кирни.
– Они весь день устраивали собрания, чтобы провести с детьми беседу о случившемся и предостеречь от опасных незнакомцев, – отвечаю я.
Она фыркает и скрещивает руки на груди.
– Опасных незнакомцев… Замечательный способ удостовериться, что целое поколение детей будет бояться сказать «привет». А потом удивляются, почему взрослые терпеть не могут общаться с незнакомыми. Ты этого не помнишь – слишком юна.
– Savta [18] , я младше тебя на пять лет, а не пятьдесят.
18
Бабушка (ивр.).
Она пытается пнуть меня в лодыжку, но я оказываюсь вне досягаемости.
Уоттс на противоположной стороне улицы заявляет, что ответит на несколько вопросов, и репортеры стараются перекричать друг друга. Она ненавидит общаться с журналистами и выступать перед камерами. Когда Уоттс отвечает на один из вопросов, на ее лице мелькает раздражение.
– У меня нехорошее предчувствие насчет этого дела, – шепчет Кирни.
Эддисон слегка наклоняется ко мне незаметно для окружающих. Опускаю руку между нами – так, чтобы коснуться его мизинца своим.
– У меня тоже.
Глава 6
Около десяти тридцати мы наконец собираемся: предстоит ехать полтора часа обратно в Куантико, а затем еще полчаса в Манассас, где живет большинство из нас, и в Фэрфакс, где живет Кирни. Когда мы решаем, что спать в офисе разумнее, чем возвращаться домой, на нас кричат.
Касс – в такое позднее время она определенно Касс, пусть и формально мы еще на службе – бредет во двор Мерсеров. Через несколько минут Брэн и я следуем за ней. Лучше – проще – ждать Мерседес у машины, но когда все насторожены и напуганы, слоняющиеся рядом с большим черным автомобилем незнакомцы могут заставить людей изрядно понервничать. Вместо этого мы останавливаемся под уличным фонарем: хорошо освещенные и безобидные – настолько, насколько может выглядеть группа вооруженных усталых федеральных агентов.
В ожидании, пока Мерседес закончит дела в доме, я распускаю пучок волос в попытке облегчить постепенно накопившуюся
С трудом сдерживаю стон; Касс чихает от смеха. Если верить Мерседес, именно из-за этой привычки она получила в академии прозвище Котенок. Однажды – только однажды – я поинтересовалась, почему Котенок, а не Кошка, и едва Мерседес успела выпалить, что Касс – такая милая карманная кошечка, как упомянутая карманная кошка начала гоняться за ней по офису. Кто-то из другой команды – понятия не имею, кто именно – тем же вечером сделал и поставил на стол табличку «Котенок Кирни (карманный, для вашего удовольствия)». Касс терпеть ее не может, но табличку передают по кругу, соревнуясь, кто сможет незаметно поставить ее на стол Кирни. И как скоро Касс это заметит.
– Deberia haber sido una noche de tequila [19] , – вздыхает Мерседес, подходя к нам.
– Но не сложилось.
– Не сложилось, – соглашается она. – Думаю…
– Агент Рамирес!
Мы все четверо поворачиваемся в сторону дома, рука Брэна слетает с моей шеи. С крыльца спускается женщина и идет к нам.
– Прошу прощения, агент Рамирес, я хотела лишь спросить…
Она застывает при виде меня и прикрывает рот дрожащей рукой. Затем внезапно с воплем набрасывается на меня, сгребает в объятия и начинает рыдать.
19
Это должна была быть ночь текилы (исп.).
– Алиса Мерсер, – бормочет Мерседес. Ненужное, кажется, пояснение.
Крепко обнимаю плачущую женщину. Даже не пытаюсь ничего сказать – говорить нечего. Прошу прощения за то, что у меня ужасающее сходство с вашей пропавшей дочерью? Прошу прощения за то, что вы смотрите на меня и гадаете, доживет ли ваша дочь до взрослого возраста и станет ли кем-нибудь? Прошу прощения за то, что вы будете смотреть на каждого светловолосого ребенка и отчаянно желать, чтобы ваша маленькая девочка оказалась дома в безопасности? Говорить просто нечего.
Мужчина – вероятно, ее муж – спускается с крыльца следом, подходит и пытается отцепить от меня жену, мягко тряся ее за плечи. Мерседес помогает, и вдвоем они уводят мать Бруклин обратно к дому, помогая по-прежнему плачущей и спотыкающейся Алисе подняться по ступенькам и зайти внутрь.
Брэн и Касс смотрят на меня. Как и Уоттс, стоящая в нескольких футах рядом с усталым капитаном Скоттом, который в конце подъездной дорожки вводил в курс дела ночную смену.
– Да-да, все понимаю. Зря я сюда пришла.
Касс повторно чихает и склоняет голову, чтобы скрыть веселую искорку в глазах.
– Стерлинг, для тебя найдется предостаточно работы в офисе, – говорит Уоттс. По крайней мере, она пытается выглядеть сочувствующей. – Мы получили множество информации, в которой надо разобраться.
Через несколько минут возвращается Мерседес, еще более усталая, чем прежде.
– Теперь домой? – с надеждой спрашивает она.
– Домой, – отвечает Брэн и выпроваживает нас к автомобилю. Он машет рукой Уоттс, которая кивает ему, пожимает руку капитану Скотту и бредет к машине.