Deng Ming-Dao
Шрифт:
– Так-то получше, не правда ли? – спросил мастер учеников, и Сайхун был вынужден признать, что неуловимые изменения, странное чувство чего-то происходящего глубоко внутри значительно изменили технику исполнения и понимание происходящего.
Сайхун также обратил внимание на появившееся новое ощущение шеста. Он чувствовал своими ладонями и пальцами его гладкую поверхность, ощущал его вращение и изменение давления, когда действовал шестом в различных направлениях. Длинная деревянная жердь казалась твердой и неподатливой в местах захвата, но гибко реагировала на движения по своей длине. Почти неощутимо вибрируя под воздействием прикладываемой к нему силы, шест словно отвечал на нее,
Так они занимались в течение часа, вновь и вновь повторяя комплекс движений, анализируя исполнение, оттачивая мастерство и впитывая каждый элемент внутрь себя. Даос Больной Журавль внимательно наблюдал за своими подопечными, давал каждому конкретные замечания и исправления. Заметив, что ученики понемногу выдохлись, мастер весело воскликнул: – Сегодня я намерен преподать вам небольшой урок философии. Ну не смешно ли? Передо мной кучка молодых, стремящихся к святости людей, – и им нужны дополнительные занятия по философии!
Это была шутка, но так как смеяться ыа занятиях также не разрешалось, лишь несколько учеников осмелились растянуть губы в улыбке.
– Я расскажу вам еще кое-что о шесте и мече, – продолжил учитель. – Чтобы вы поняли внутреннюю сущность шеста, я дам вам зрительный образ, это вам поможет. Шест можно сравнить с зонтом.
Сайхун изумился; как это палку можно сравнить с зонтом?
– Постарайтесь побольше использовать воображение, – объяснил старый мастер, с удовольствием наблюдая озадаченные лица учеников. Даже Бабочка, который имел большой опыт, никогда не слышал о таком сравнении. Чуть погодя Даос Больной Журавль раскрыл секрет своих слов:
– Правильная работа с шестом требует, чтобы жердь часто двигалась под углом к телу. Шест удаляется от работающего им. Он имеет собственный предел досягаемости. Тело напоминает ножку зонта, а сам шест символизирует как движение ребер шляпки зонта, так и предел их досягаемости. Иногда зонт открыт, в другой раз закрыт; иногда его ребра располагаются близко к ножке, в иной раз – выбрасываются далеко вбок. Но, как и в случае с настоящим зонтом, собственно действие определяется его уравновешиванием рукой. Ножка и ребра зонта, несомненно, представляют собой отдельные, не зависящие друг от друга части. Они всегда действуют на противоположных углах. Вот в чем принцип работы с шестом.
Теперь рассмотрим действия мечом. И здесь можно найти подходящую картину для сравнения. Лучше всего сравнить меч с драконом. По своим свойствам он почти противоположен шесту. Если шест всегда служит отдельным орудием, то меч должен стать одним целым с телом воина. В этом случае не может быть никакого разделения на воина и оружие. Они сливаются в неразрывное единство. Именно вместе тело и меч должны крутиться, поворачиваться, подпрыгивать, сворачиваться в спираль и лететь, словно небесный дракон в облаках. А теперь возьмите свои мечи и не обращайтесь с ними, как с шестами. Помните, что меч и вы становитесь одним целым. Ваши конечности – одно целое с остальным телом. Все ваше внимание сосредоточено в яркую точку на самом кончике острия. Так пусть клинок меча засверкает! Смотрите: вот дракон, который стремится в битву! Начали!
Как и говорил масгер, меч редко выдвигался на всю свою длину, да и досягаемость у него была поменьше, чем у шеста. Движения в основном были вращающими, причем лезвие двигалось рядом с телом. Вдохновившись боем, уч еники образовали пары для тренировочных поединков. Там и сям мелькали руки и ноги бойцов, взмахи указывали направление резких, рубящих ударов мечом. После сильного броска вперед меч не просто подтягивался назад, а возвращался под иным углом, со свистом рубя воздух. В этом комплексе упражнений дейсгвительно присутствовала вполне змеиная живость и подвижность.
Некоторые движения в этом конкретном стиле боя с мечом выполнялись обеими руками; в любом случае, свободная рука никогда не болталась в воздухе. Ею тоже полагалось выполнять точные движения, причем ладонь должна была всегда находиться в определенном положении, указательный и средний пальцы – оставаться выпрямленными, а безымянный и мизинец – обхватывать прижатый вовнутрь большой палец. Это была не просто имитация меча во имя симметрии – такой жест служил защитным талисманом. Первые бойцы на мечах считали, что каждый раз, когда лезвие меча проносится над головой, мистическая сила оружия может нанести вред душе. Вот почему подобный жест должен был защитить занимающегося от нежелательных последствий.
Вообще меч был неотъемлемой частью жизни. Императоры и высокие чиновники всегда владели прекрасными мечами, инкрустированными драгоценными камнями. Благородные воины предпочитали меч более грубым видам оружия – таким, как булава или топор. Даже поэт (вспомним того же Ли Бо) мог оказаться знатоком боя на мечах. Считалось, что меч приобретает свой собственный характер, сверхъестественные возможности и даже личную судьбу. Меч из персикового дерева, согласно поверьям, обладал такой магической силой, что даосы даже использовали его в обрядах изгнания нечистой силы.
Сайхун молниеносно приступил к выполнению комплекса. Ощущение в теле было приятным. Он не просто рубил сплеча, куда попадет, – ведь меч обладает тонкой натурой и в обращении с собой требует грации и чувствительности. Сайхун ощущал, что за мечом тянутся различные мышцы: не длинные или большие группы, как при работе с шестом, а десятки мелких мышц, расположенных глубоко в руке и теле. Для работы с мечом была необходима способность к тонкой координации двигательных движений. Удары с шестом напоминали окрашивание стены; а движения меча казались ближе к изящным, каллиграфическим штрихам, которыми пишут прекрасное стихотворение.
Сайхун почувствовал, что меч как бы пустил в нем свои корни; ему казалось, что его дыхание теперь достигает самого кончика клинка. И он полностью отдался импульсу порыва, скорости упражнения. Ноги двигались автоматически, и Сайхун ощутил один из тех редких моментов в занятиях любым видом боевых искусств или спорта, когда стойки перетекают одна в другую самостоятельно, без всяких усилий.
Даос Больной Журавль обратил внимание на исполнение Сайхуна, но ничего не сказал: ведь похвала способствует эгоизму. Он только заметил ученику: «Что ж, неплохо», а потом распорядился, чтобы весь класс снова и снова повторил весь комплекс.