Deng Ming-Dao

ДАО ХРОНИКИ

Без дальнейших рассуждений Управляющий поднялся с места и покинул приемную. Секретарь собачонкой потрусил за ним; строем вышли прочь солдаты. Один охранник остался, чтобы вернуть монахам документы.

Потом три товарища отправились в чайную. Заплатив немного больше за вход, они смогли подняться на второй этаж – это давало им возможность осматривать целый город. Вглядываясь сквозь дымку, Сайхун видел поверх городских крыш окрашенные в цвет киновари стены и покрытые золотой черепицей крыши Города Императора. Жара стояла просто ужасная, но ветерок, иногда проникая внутрь чайной, доносил до посетителей тонкий аромат

сандалового дерева, из которого были сделаны оконные переплеты. В комнатку, где устроились монахи, торопливо вошел прислужник. Он узнал у гостей, какой сорт чая они предпочитают, и принял заказ на еду. Ожидая, пока им принесут поесть, Сайхун смотрел на льющийся из окна свет и думал, как им отыскать старшего брата.

Поиск они начали верно: китайская чайная была местом, где собирались абсолютно все. Чайные были открыты с раннего утра до позднего вечера, и люди приходили туда, чтобы пообщаться и просто провести время. В чае и пище недостатка не было, а в чайных получше к услугам посетителей были и развлечения в виде обаятельных женщин-музыканток и бродячих рассказчиков. Среди завсегдатаев этих заведений встречались представители почти всех слоев китайского общества: там были ученые, для которых чай был извечной привычкой; торговцы обсуждали за едой свои сделки; сваты договаривались о предстоящем браке; неблизкие родственники, которые смущаются друг друга и поэтому развлекают этим остальных посетителей; а еще студенты, обменивающиеся идеями, друзья, которые празднуют дни своей дружбы, или просто старики, продолжающие заслуженно отдыхать.

Но наиболее колоритными гостями чайных были, безусловно, знатоки боевых искусств. Часто это были настоящие гиганты, просто люди-мутанты. Бойцы съезжались со всего севера, и по одежде можно было угадать, откуда удалец родом: из Маньчжурии, Шандуна или какой-нибудь далекой западной провинции. Знатоки боевых искусств сидели, широко расставив ноги и плотно уперев ступни в землю, всегда готовые вскочить. Правила этикета требовали, чтобы воины не скрывали своего оружия. Небольшое оружие – мечи, вееры, кинжалы, дубинки – лежало на столе. Булавы, копья и шесты ставили вертикально, уперев их в край стола.

В чайной Уюн увидел старого знакомого. Тощий мужчина в черной одежде с широким палашом, лежащим в пределах досягаемости, радостно поздоровался с монахом. Друзья перемолвились парой словечек, потом Сайхун увидел, как тускло блеснула серебряная монета. Мужчина улыбнулся еще шире и приветственно помахал рукой, пока Уюн вернулся за свой столик.

– Не нравятся мне взятки, – вполголоса проворчал Сайхун.

– Считай, что мы действительно дали осведомителю на чай, – просто объяснил Уюн. – В любом случае, нам повезло, что мы на него наткнулись. Я получил интересные сведения.

– О чем? – поинтересовался его брат.

– Бабочка живет у богатой любовницы; женщине около тридцати, и зовут ее «Сильная Тигрица». Она сама незаурядно владеет боевыми искусствами: ее пальцы, словно стальные пики, легко проникают в тело противника. Ее отцом был придворный рыцарь из Шаолиня; детей в семье было только двое. Старшей была дочь – эта Тигрица, – а младший сын теперь подросток. Все свое воспитание отец вложил в дочь, потому что она была взрослее.

Сына воспитать рыцарь не успел – умер. Возможно, что дочь практически закончила обучение при отце, да еще Бабочка, наверное, подучил ее.

– Мы отправимся к ней домой, – быстро произнес Уцюань.

– Не так быстро, – запротестовал Сайхун. – Нужно разузнать побольше. Есть немало женщин-бойцов, которые сражаются получше иных мужчин.

– Это точно, – согласился Уюн, – вот почему завтра мы должны отправиться к полицейскому патологоанатому.

На следующее утро Сайхун, Уюн и Уцюань отправились в городской морг – угрюмое кирпичное здание, покрытое пятнами угольной сажи и столетней пыли. Предъявив дежурному врачу свои документы, они убедили его позволить им осмотреть тело убитого, которое привезли два дня назад. Полицейский врач оказался довольно странным человеком – гораздо более странным, чем можно было бы ожидать от того, кто всю свою жизнь занимается мертвецами.

Глаза и брови патологоанатома придавали их владельцу неуловимо волчье выражение лица, а вечно растянутые в улыбку губы открывали кривую полоску отвратительно вывернутых наружу зубов. Патологоанатом излучал искреннее радушие и всем своим видом демонстрировал, насколько любит свою работу. Убедившись в законности любопытства трех товарищей, он с радостью провел их вниз, словно гордясь возможностью продемонстрировать свое высшее достижение. У патологоанатома была привычка потирать свои морщинистые руки, причем делал он это не столько от нервозности, сколько от предвкушения.

Он провел их за собой в подвал, и его седая борода маячила впереди, словно рыбья спина, мелькающая в темной морской воде. Возможность хоть как-то спастись от одуряющей пекинской жары порадовала бы Сайхува, если бы не запах формальдегида и смрад разлагающихся внутренностей. В конце концов лестница привела их в узкий сводчатый зал. Коптящее пламя масляных светильников неровно освещало гробы и прозекционные столы. Ассистент как раз собирался произвести вскрытие тела женщины, но полицейский патологоанатом отпустил своего помощника и почти с нежностью накрыл тело серой замызганной простыней. Потом он отвел трех монахов в дальний темный угол прозекторской и снял крышку со стоявшего там гроба. Вокруг тут же распространилось жуткое зловоние.

– К счастью, мы еще не обработали его известью. Я подумал, что может быть еще расследование, так что решил обождать денек. Впрочем, сегодня убийства уже никого не волнуют.

Сайхун осмотрел тело. Убитый оказался крупным, высоким буддистским монахом. Бритая голова монаха казалась огромной, словно пушечное ядро; брови были густыми, черными. Ноздри смотрелись обыкновенными дырочками, а за темно-багровой полоской полураскрытых губ между частично выбитыми зубами виднелись сгустки черной запекшейся крови. Железные четки, каждая бусина полтора дюйма в диаметре, охватывали его шею.

Жрец был одет в серую куртку и штаны; распахнутая куртка открывала на обозрение широкую грудь и огромные, словно ствол дерева, руки. Уцюань достал из ножен свой меч и острием клинка откинул полу куртки. У плеча под правой ключицей и за левым ухом виднелись два коричневых пятна. Самым очевидным ранением была большая багровая ссадина в форме человеческой ладони на груди, как раз там, где сердце.

– Мы не знаем, кто убил его, – академическим тоном известил друзей патологоанатом, – но все произошло очень быстро, а оружие было сломано.