Деньги, банковский кредит и экономичские циклы
Шрифт:
Во вторую группу теоретиков, во главе с Луисом де Молиной, входили Хуан де Луго, Леонардо де Лессио и в меньшей степени Доминго де Сото. Как показано в главе 2, эти авторы, следуя Молине, требовали ослабления требований законодательства в отношении договора денежного банковского вклада и признавали частичное резервирование. Они аргументировали свою позицию тем, что соответствующий договор является, скорее, разновидностью займа до востребования (прекарного займа), или mutuum, чем просто вкладом (поклажей). Мы не будем здесь повторять все их аргументы против трактовки Молиной договора банковского вклада. Достаточно сказать, что в их основе лежит широко распространенная ошибочная концепция, восходящая к средневековым комментаторам юридических текстов и их трактовке института depositum confessatum. Здесь важным для нас является тот факт, что эта вторая группа схоластов была гораздо снисходительнее к банкирам и доходила в этой снисходительности до признания законности частичного резервирования. Не будет большим преувеличением считать эту группу схоластов Саламанкской школы предтечами банковской школы. Так же, как их английские и континентальные теоретические наследники века спустя, они не только оправдывали частичное резервирование — в полном противоречии с традиционными принципами права, — но и считали эту практику
Несмотря на то что доводы Луиса де Молины покоились на весьма шатком теоретическом фундаменте и представляли собой отход от основных положений Саламанкской школы, необходимо отметить, что Молина стал первым ученым, который, работая в традиции банковской школы, сумел понять, что чеки и другие платежные документы, санкционирующие платеж по требованию и выписываемые против определенного количества денег на банковском вкладе до востребования, выполняют те же функции, что и наличные деньги. По этой причине неверно полагать, как это часто делается, будто теоретики банковской школы XIX в. первыми открыли тот факт, что банковские вклады до востребования являются частью совокупного предложения денег и таким образом оказывают на экономику такое же воздействие, что и банковые билеты, эмитируемые банками (банкноты). Луис де Молина ясно показал это двумя столетиями ранее в Диспуте 409 своего «Трактата о вексельных курсах». Молина пишет: «Люди платят банкирам двумя способами: наличными, передавая им монеты, и посредством векселей или тратт какого-нибудь другого вида. Посредством этих последних тот, кто должен погасить тратту, становится заемщиком банка, поскольку сумма, указанная в тратте, должна быть оплачена путем перевода денег на счет того, кто депонирует тратту в банк» [610] . Более конкретно Молина ссылается на некие документы, которые он называет chirographis pecunarium («письменные деньги»), использовавшиеся для расчетов во многих рыночных сделках. Таким образом:
610
См.: Molina, Tratado sobre los cambios, p. 145.
«Хотя множество сделок оплачивается наличными, большинство все же исполняется с использованием документов, которые удостоверяют либо обязанность банка уплатить кому-то деньги, либо согласие кого-то на их уплату, так что деньги остаются в банке».
Более того, Молина указывает, что эти чеки трактуются как платежные документы «по востребованию»:
«для общей характеристики таких документов употребляется термин по востребованию, так как деньги должны быть уплачены в тот момент, когда тратта предъявлена и учтена» [611] .
611
Molina, Tratado sobre los cambios., p. 146.
Более важным является то, что Молина — задолго до Торнтона (1797) и Пеннингтона (1826) — сформулировал следующее принципиальное положение. Фактический рыночный объем денежных сделок не может быть достигнут с помощью того количества наличных, которые на этом рынке переходят из рук в руки, если бы не существовало денег, создаваемых банками путем открытия депозитных счетов, против которых их владельцы выписывают чеки. Таким образом, финансовая деятельность банков состоит в создании новых денег ex nihilo (в форме банковских депозитов), которые и используются в сделках. Молина формулирует это явным образом:
«Большинство сделок, реализованных путем авансирования, осуществляется с использованием подписываемых документов, поскольку не существует ни такого количества денег, которое позволяет продать это огромное количество товаров за наличные, если они должны оплачиваться, ни такого количества сделок, которые возможны при оплате исключительно за наличный расчет» [612] .
Наконец, Молина проводит резкое различие между такими операциями, которые предполагают предоставление ссуды, поскольку предполагается временная отсрочка погашения задолженности, с одной стороны, и операциями с оплатой наличными, которая осуществляется с помощью чека или банковского депозита, с другой стороны. Он резюмирует:
612
Ibid., p. 147 (курсив мой. — У. де С.).
«Мы должны предупредить о том, что вещь не может считаться приобретенной в кредит, если деньги за нее берутся с банковского счета, даже в том случае, если наличные не уплачиваются немедленно, поскольку банкир оплатит причитающуюся сумму в момент закрытия рынка, если не ранее» [613] .
Хуан де Луго, в свою очередь, твердо придерживался доктрины де Молины и рассматривал банковские вклады как заем до востребования, или mutuum, который банкир может использовать в своих частных деловых операциях до тех пор, пока вкладчик не потребует его возврата [614] .
613
Ibid., p. 149.
614
«Quare magis videntur pecuniam precario mutuo accipere, reddituri quotiscumque exegitur a deponente. Communiter tamen, pecunia illa interim negotiantur, et lucrantur, sine ad cambium dando, sine aliud negitiationis genus exercendo». Это цитата взята непосредственно со с. 406, раздел 5, п. 60, «De Cambiis» книги Луго Величайшего [Lugo Hispalensis] Disputationum de iustitia et iure.
Молина и Луго настолько запутались в правовых основаниях договора банковского вклада, что фактически они утверждают, что для каждой стороны этого договора он имеет разную правовую природу, а именно, что нечто может одновременно быть вкладом (для вкладчика) и займом (для банкира). Очевидно, оба эти теоретика не усматривали противоречия в такой позиции. Испытывая априорное уважение к банковскому делу, они ограничивались тем, что предупреждали банкиров вести дела «благоразумно», так, чтобы в соответствии с законом больших чисел всегда поддерживать ликвидность на уровне, достаточном для удовлетворения «обычного» уровня требований вкладчиков о возврате вкладов. Они не сумели осознать, что требуемое ими качество — «благоразумие» — не является объективным критерием, адекватным непосредственной деятельности банкиров. Это качество, разумеется, не совпадает со способностью банкиров в любое время по первому требованию вернуть все вклады до востребования. Молина и Луго были весьма осторожными, указывая на то, что банкиры совершают «смертный грех», когда они небрежно относятся к средствам своих вкладчиков или используют их для рискованных спекуляций, даже если такие операции оканчиваются благополучно и банкиры оказываются в состоянии вернуть деньги вкладчиков вовремя [615] . Более того, выполнение требования быть благоразумным не является достаточным условием — банкир может быть весьма благоразумным, но недостаточно проницательным или ему может просто не повезти в делах, и когда подойдет время платить, у него окажется дефицит ликвидности, и он не сможет вернуть вклады [616] . Возникает еще один вопрос — а какой уровень благоразумия является приемлемым? На него, очевидно, нельзя дать объективного ответа, которым можно было бы руководствоваться в банковской деятельности. Более того, как было показано в предыдущих главах, закон больших чисел неприменим для банковского дела с частичным резервированием, поскольку кредитная экспансия, присущая такой банковской практике, ведет к повторяющемуся циклу бумов и спадов, неизбежно порождающему трудности для банков. В действительности банковский бизнес как таковой порождает кризисы ликвидности и тем самым распространяющуюся неплатежеспособность банков. При любой степени благоразумия, когда вдруг наступает кризис, весьма вероятной становится неспособность банка платить, т. е. банк приостанавливает платежи. Даже если в конце концов всем его вкладчикам повезет и они получат свои деньги, в самом лучшем случае это произойдет после длительного процесса ликвидации, в ходе которого [экономическая] роль вкладчиков изменяется. Они теряют способность немедленного доступа к своим деньгам и превращаются в вынужденных заимодавцев, у которых нет иного выбора, кроме как отложить изъятие своих вкладов до тех пор, пока не завершится процесс ликвидации.
615
Как было показано выше (см. прим.102 в главе 2), возможно, Хуан де Луго сформулировал этот принцип наиболее ясно и кратко.
616
Иными словами, банкир может совершать чистые, или подлинные, предпринимательские ошибки, от которых не страхует никакой закон больших чисел. Эти ошибки могут обернуться значительными предпринимательскими убытками безотносительно к демонстрируемому им благоразумию. Подробнее о концепции «подлинных ошибок» см.: Izrael Kirzner, «Economics and Error,» in Perception, Opportunity and Profit (Chicago: University of Chicago Press, 1979), ch. 8, pp. 120–136.
Томас де Меркадо определенно руководствовался этими соображениями, когда подчеркивал, что принцип благоразумия де Молины и Луго является требованием, которому на практике не удовлетворяет ни один банк. Представляется, что Томас де Меркадо прекрасно понимал, что этот принцип не может служить практическим руководством для того, чтобы гарантировать платежеспособность банка. Более того, раз этот принцип не является действенным средством обеспечения платежеспособности и поддержания ликвидности, банковская деятельность с частичным резервированием не в состоянии исполнить декларируемые обязательства [перед вкладчиками] в любой ситуации.
Не так давно к теории банковского дела, развивавшейся схоластами прошлого, обратились два экономиста-иезуита. Один из них исследовал эту доктрину с позиций банковской школы, другой — с позиций денежной. Первый ученый — это испанский иезуит Франциско Бельда, автор интересной статьи «Этика создания кредита в соответствии с доктриной де Молины, Лесио и Луго» («'Etica de la creaci'on de cr'editos seg'un la doctrina de Molina, Lesio y Lugo») [617] . Отец Бельда считает очевидным, что «из описания де Молины следует, что в случае с банками имеет место истинное создание кредита. Вмешательство банков ведет к созданию новой покупательной способности, не существовавшей до этого. Одни и те же деньги одновременно используются дважды — банк использует их в своих деловых операциях точно так же, как и вкладчики. В итоге количество средств обмена, находящихся в обращении, в несколько раз превышает реальное количество денег, и банк извлекает выгоду из всех этих операций». Более того, согласно Бельде, де Молина считает, что
617
Francisco Belda, «'Etica de la creaci'on de cr'editos seg'un la doctrina de Molina, Lesio y Lugo,» Pensamiento, 73, no. 19 (January — March 1963): 53–89. Pensamiento — ежеквартальный журнал, издаваемый философским факультетом испанского Общества Христа.
«…банкиры могут вести законные деловые операции, используя для этого вклады своих клиентов, если дело ведется благоразумно и отсутствует риск оказаться не в состоянии исполнить свои собственные обязательства в срок» [618] .
Кроме того, Бельда считает, что Хуан де Луго предлагает
«…полное описание практики менял и банкиров. Мы находим здесь явное одобрение создания кредита, хотя формальное описание возникновения созданного кредита отсутствует. Банки ведут деловые операции, используя средства, хранящиеся на вкладах своих клиентов, причем клиенты в то же самое время не отказываются от пользования своими деньгами. Банки увеличивают количество платежных средств путем предоставления кредитов, учета торговых векселей и других финансовых услуг, предоставляемых ими на деньги третьих лиц. Все это приводит к тому, что покупательная способность рынка выходит далеко за пределы, соответствующие первоначальным вкладам металлических денег» [619] .
618
Belda, рр. 63, 69.
619
Ibid., p. 87. Бельда ссылается на книгу Хуана де Луго Disputationum de iustitia et гиге, tomo 2, disposici'on 26, secti'on 5.a, nn. 60–62.