Деньги для киллера

Полякова Татьяна Викторовна

Может быть, слишком нравился. Сейчас он сидел рядом, молчаливый, вроде бы недовольный, но исправно пьющий. Где-то в начале шестой рюмки я почувствовала себя достаточно расслабленной. Проглотила седьмую и поняла, что переоценила свои возможности.

— Где туалет? — спросила я, слегка перевирая звуки.

— Проводят, — махнул рукой Витька.

Сонька мурлыкала на его коленях. Я пошла в туалет, сопровождала меня знакомая мартышка. Я высказала огромную радость, что вижу его живым и здоровым, и попыталась поцеловать, но не смогла допрыгнуть

до физиономии и ткнулась носом в грудь. Все это он воспринял совершенно спокойно, видимо, такие сцены были здесь не в диковинку.

— А вот и туалет, — сообщил он.

— Ага, — обрадовалась я. Минут через пятнадцать мне стало легче смотреть на мир, я крикнула парня, и он сопроводил меня в ванную. Собравшись с силами, я сунула голову под холодный душ и замерла, постукивая зубами.

— Простудишься, — сказал парень.

— Как зовут?

— Денис.

— Дай полотенце.

Еще минут десять я силилась придать себе приличный вид.

— Чего так пить-то? — ворчал Денис. — Не умеешь, не суйся. Не идет тебе вовсе, и Расческу дать?

Ей-Богу, на хороших людей мне везет, куда ни глянь — душевные парни.

— Веди, — сказала я, припадая к его локтю. Организм был ослабевшим, но почти лишенным алкоголя. Охрана в холле резалась в карты.

— Никакой дисциплины, — посетовала я, отлепилась от Дениса и села рядом с Глебом. Глеб недовольно косился, лицо красное, глаза мутные. Выпивка, как видно, достала и его. Витька с Сонькой вели себя совершенно неприлично.

— Хочу спать, — заявила я. Витька поднялся, махнул рукой:

— Второй этаж. Любая комната. Для гостей. — Тут он качнулся и грохнулся на стол.

Сонька тянула его за рукав, он поднялся, обнял ее, и они побрели, с энтузиазмом распевая: «Я пью до дна за тех, кто в море…» А я пошла искать себе пристанище. Удача улыбнулась за первой дверью: спальный гарнитур с широченной кроватью и постельное белье в шкафу. Пока я возилась с подушками, вошел Глеб.

— Пришел сказать спокойной ночи? — полюбопытствовала я.

— Я буду спать здесь, — сказал он, запер дверь и стал раздеваться.

— Я почти протрезвела, — заметила я. — Убирайся отсюда!

Он сжал мои плечи, а потом толкнул на кровать:

— Пьяные бабы меня не волнуют, за свою честь можешь не беспокоиться.

— Ага, — икнула я, — будем петь песни?

Только я ни одной не помню.

Он сел рядом и стал меня раздевать. Довольно грубо. Восторженным любовником он даже не прикидывался.

— Иди к черту! — сказала я.

— Глупая, безответственная дрянь. В доме полно мужиков, чья нравственность далека от идеальной.

— Ладно, извини. Я опять все перепутала, ты просто золотой парень. Ответственный и заботливый. И я все-таки в тебя влюбилась, а ведь не хотела. Черт знает, кто ты.

Ну скажи, кто? Не скажешь. А скажешь, так соврешь. Поневоле станешь пить горькую.

Каково мне, а?

— Завтра тебе будет еще хуже, — заверил он.

— Можешь меня поцеловать, — сказала

я, проваливаясь в сон.

— Обойдусь.

От чего больше всего страдаешь с похмелья? Я — от жажды. Она заставила меня разлепить глаза. За окном шел дождь. Зачем я проснулась? Застонав, я попыталась сфокусировать зрение на двери. Удалось с третьей попытки. Язык был шершавым и не желал помещаться во рту. Я пошарила глазами по комнате: ничего похожего на то, чем можно залить огонь в организме. Тут я сообразила, что рядом спит Глеб. Мирно и крепко. Рука под подушкой, волосы взлохмачены, из-под съехавшего одеяла видны трусы веселенькой расцветки. Одежда моя и его аккуратно развешана. Очки на туалетном столике рядом с часами и расческой. Я села, сунула за спину подушку и покосилась на Глеба. Нет, просыпаться и спешить на помощь он не собирался.

— Эй, — позвала я и для верности потрясла его за плечо. Он недовольно замычал, потом поднял голову.

— Привет, — попробовала я улыбнулся.

— Восемь часов, какого черта? Сегодня выходной, — он отвернулся и закрыл глаза.

— Я пить хочу, — сказала я жалобно.

— Найди кнопку, нажми ее, и войдет лакей с холодным апельсиновым соком.

— Свинья, — я вздохнула — совсем не так мне представлялось наше первое утро.

— А мне наша первая ночь.

Это показалось мне оскорбительным.

Я встала, натянула его рубашку вместо халата и вышла в коридор.

— Люди! — крикнула я. Тишина. Надо полагать, сегодня всеобщий выходной. Я отправилась искать туалет. Он был рядом.

Потом я умылась, немного постонала, посмотрела на себя в зеркало и поздравила со счастливой внешностью: даже в таком убогом состоянии я продолжала выглядеть романтической героиней. Вода из-под крана — гадость, это я знала наверняка и побрела в кухню. Разгром был чудовищный, и я поморщилась и полезла в холодильник.

Сок придал мне бодрости, а вторая чашка кофе поставила мозги на место. Я подумала, что могла бы отнести кофе Глебу, чтобы придать утру некий интим, но отказалась от этой мысли: кофе в постель он не заслуживал. Я сжевала бутерброд и прошлась по первому этажу. Ни души. Все-таки это странно. Электричество отключено, это я еще в туалете заметила. Тут мое внимание привлекла входная дверь: она была чуть приоткрыта. А вчера у меня создалось впечатление, что сигнализация здесь, как в банке. Что-то я недоглядела. Тишина громадного дома стала действовать на нервы.

Точно бредешь по затонувшему кораблю.

Правда, я не бродила по затонувшим кораблям, и все же. Я взяла и заорала:

— Сонька!

Разбудить Соньку с похмелья — тот еще номер. Общество Глеба показалось мне предпочтительнее отсутствия всякого другого, и я поднялась на второй этаж. Где-то впереди отчетливо слышался Сонькин смех, я пошла по коридору, он свернул направо, я вместе с ним и тут… тут я стала оседать на пол, тихонько повизгивая, закрывая глаза, потом открыла: ничего не изменилось. Я заорала.