Деньги, дворняги, слова
Шрифт:
Я перехватываю у неё Альмин ошейник.
У Тапки ошейника нет, но она уже поняла, что покапризничать ей не дадут. Она покорно забегает в вольер, и я заматываю проволокой дверцу и бегу помогать маме. Она за вольерами ловит Тучку! А та, с зажатым между задними лапами хвостом, мечется вдоль железной стены. И вдруг с отчаяния кидается вперёд, через всю территорию. И мама летит вслед за ней над сугробами, падает и поднимается в ту же секунду.
Тучку загонять трудней всех. Где только взялась ты такая, чёрная лохматая Тучка? Может, и вправду, иностранка, как дядя
Хотя слыхала я, что она жила в нашем же городе, в одном дворе, – общая собака целой девятиэтажки, и к нам её отдали только передержать в самые жестокие морозы.
Но Тучка ведёт себя так, точно никогда человека и не видела.
Мама хватает её за шею, Тучка скулит так, что у всех режет уши, и не слышно, что мама говорит ей, увещевая, пока везёт её волоком домой, на вторую территорию.
Тучка упирается всеми четырьмя лапами, и мне её не понять. На первой, основной, территории собаки не принимают её, но что-то заставляет её выскакивать сюда снова и снова. Мама тяжело дышит – нелегко далась ей погоня. Я помогаю тянуть Тучку к вольеру, толкаю сзади. Когда мы наконец запираем её, девушка в комбинезоне заглядывает через забор между двумя территориями и говорит:
– Я могла бы немного погулять с ней. Она же ещё не хочет домой.
А мама отвечает:
– У нас волонтёры – с часа. Вы как здесь очутились?
Девушка объясняет:
– Я не волонтёр, я к вам на работу.
Тогда мама выпрямляется и спрашивает в тревоге:
– А почему к нам? Нам никого не нужно, нас же двое…
Янина, когда я сказала, что хочу работать с мамой, ответила: «Да хоть весь класс приводи. Мне что – лишь бы всё сделано было. Вольеры чистые, собаки накормлены и выгуляны, полы и посуда вымыты. А заработок можете делить как захотите. Сколько у меня положено служителям на день – сверху ни копейки не дам!»
Но нам-то зачем с мамой его делить? В воскресенье вечером, получив деньги за выходные, мы, только добежав до пригородного посёлка, сразу идём в магазин и накупаем всякого разного, чего сами захотим. Ветчину, красную рыбу, яблоки, апельсины, конфеты «Курага в шоколаде» и большой торт. Дома я выкладываю всё это на стол и зову братьев – если кто ещё не понял, что мы пришли с работы и сейчас будет пир.
Света с Тоней тоже работают парой, и только Нина выходит одна. Она старше мамы, это же сразу видно, и у неё большой опыт. Она была медсестрой в больнице и теперь говорит, что нынешняя её работа – тьфу. Собаки тебе всегда радуются, всегда тобой довольны, никто из них жаловаться начальству не побежит…
Раньше Нина работала с Тоней, а Света с Ириной. Но Янина стала у всех спрашивать, не вытаскивает ли Ирина деньги из копилки, а то, мол, что-то мало их там остаётся. Даже у тех спрашивала, кто вместе с Ириной никогда не работал.
Янина думает, что каждый, кто приходит сюда, что-нибудь да жертвует. А если только попробуешь ей сказать, что это совсем не так и многие гуляют здесь бесплатно, она поглядит на тебя пристально и пригрозит: «Я вот проверю видеокамеры! Может быть, я подозреваю не тех людей?» И ты от неё сразу попятишься.
Хотя
И это уже я не могу слушать без смеха. Потому что представляю, как Лера Каледина приходит сюда ни свет ни заря, снимает в домике белую шубку, хватает лом и бежит в вольерах долбить, что там за ночь примёрзло. А потом ведро в руки – и на мусорку, на вторую территорию. Карабкается на гору, как я.
Лера – командир волонтёров. Или координатор, как там у них называется. Кто хочет тоже стать волонтёром, должен сперва написать ей в социальных сетях и рассказать, чем он может помочь приюту. Корма купить, например, или шприцы, чтоб делать больным собакам или кошкам уколы, или ещё что-нибудь.
Но главное – волонтёры приходят сюда, к собакам, чтобы им скучно не было. Лера так и пишет у себя на страничке: «Служители в приюте работают за деньги, и им безразлично, что их питомцы страдают без ласки, без общения с человеком!»
Вот Лера с подружками и ходит сюда общаться. Но если бы они подходили только к собакам, а нам не надо было бы говорить с ними!
Однажды Ирина просто вытолкала Леру из домика. Лера тогда, по обыкновению, подошла к одной клетке с малышом и завела свою обычную песенку:
– Ой, ты какой грязный, и не мыли тебя с утра, и клетку не чистили! И воды у тебя не-э-эт, никто и не думает о том, что ты хочешь пить!
Это совсем не значило, что она хочет напоить щенка. Это она всегда так нам, служителям, намекает, что надо сделать. Потому что она деньги опускает в копилку, её папа жертвует нам на приют, и она имеет право проверить, как мы эти деньги отрабатываем. Так нам Янина всегда твердит.
В тот день была смена Ирины, и вот она вдруг сняла с вешалки Лерину шубку и стала Леру той шубой к двери толкать. И всем её подружкам кричит:
– Уходите, я не могу больше, не могу вас терпеть!
А Лерочка в дверях улыбнулась только:
– Не можете – не терпите, кто вас заставляет? Тем более я слышала, что вы не устраиваете Янину как работник.
В следующую свою смену Ирина пришла, как обычно, к семи тридцати, а там уже новенькая дожидается. Не помню, как звали её. Олеся, кажется. Стоит возле забора, мёрзнет. Спрашивает: «Где вы ходите? Я давно уже здесь».
Тут только Ирина узнала, что Янина взяла ей замену.
Но та новенькая, Олеся или не Олеся, долго здесь не продержалась. Такой темп, как у нас, мало кто выдержит.
Маме наша квартирная хозяйка, Мальвина Сергеевна, сказала, что она что-то похудела в последний месяц. «Не вернулась ли к тебе, – спрашивает, – твоя болезнь?» А мама как рассмеётся. В приюте, говорит, знаете как? Там не передохнёшь. Не только перекусить некогда, но даже сходить в туалет! И главное, ничего не хочется. Ничегошеньки! Все процессы в организме у тебя тормозятся, а сама носишься как метеор, прямо летаешь…