Деньги за путину
Шрифт:
«Не, я так не смогу», — с грустью подумал Савелий и посмотрел на Гену. Антонио потихоньку потел.
Медленно, тяжело продвигался кунгас в садке. Когда до рамы оставалось метра полтора-два, поверхность воды враз заискрилась, словно перекат на реке. Какие-то тени мелькнули в мутной глубине. Еще немного — и забурлил прижатый к раме садок. Гибкие глянцевитые хвосты мощно хлестали по вспененной воде, рыбины заваливались на бок, сверкали живыми серебряными слитками.
— Есть! Есть! Гляди сколько! — закричали враз рыбаки и повернулись к бригадиру.
На лицах одних читалась наивная радость, граничащая чуть ли не со счастьем, на других — еле скрываемое
Анимподист молча курил на раме, задумчиво разглядывая орущих парней. Рыбаки выхватывали из воды кетин, те снова бухались в кишащий садок, окатывая всех холодными брызгами, снова попадались в чьи-то ухватистые пальцы, гулко ударялись о дно кунгаса, обезумело подпрыгивали, путались меж резиновых рыбацких сапог. Пижон стукнул одну рыбину черенком ножа по голове. Шелегеда, сложив руки, сидел на носу. Как они, черт возьми, похожи друг на друга: хорошие манеры, образованность, бескорыстие — до первой рыбы. Так было всегда. А вслух бригадир только и сказал: «Э-эх! Опять, значит, жадные попались».
Эти слова были услышаны. Сделалось тихо, только рыбины устало вздрагивали, пошлепывая по осклизлым доскам кунгаса.
— Так рыбин-то сколь! — откровенно развел руками Витек. — Где такое увидишь?
— Это не рыба, — усмехнулся бригадир. — Здесь нет и трех центнеров. А чтобы везти на рыббазу, надо зараз взять не менее пятидесяти или ста. Вот и считайте, рыба это или нет?
— На уху все равно есть, — сказал Савелий.
— Одной ухой сыт не будешь. Ладно, оставьте сколько-то для повара, остальную — в раму.
Со стороны рыббазы летела на всех парах маленькая мотолодка.
— Привет рыбакам!
— О, сам начальник пожаловал! — воскликнул Шелегеда. — Привет, привет!
— Григорий Степанович, — уважительно обратился директор рыббазы. — Может, отвезешь рыбу? Пусть девчата потренируются. Неделю уже без дела слоняются, а кету еще в глаза не видали.
Шелегеда покачал головой.
— Мало.
— Не важно.
— Такого еще не было, чтобы Шелегеда привозил на базу три с половиной хвоста. Засмеют. Рыбаки — народ суеверный.
— А может, отвезем? — вмешался Витек. — Контакт, так сказать, установим с коллективом женщ… то есть рыбообработчиков.
— Тебя никто не держит, бери рыбину и чеши вдоль берега.
Директор рыббазы обиделся, не попрощавшись, понесся к другому неводу.
Повар до самой последней минуты сидел на крыше кухни с биноклем и, лишь когда лодка ткнулась в берег, нехотя слез вниз.
Впервые отведали ухи, пили чай с икрой-пятиминуткой. Жизнь казалась раем.
Проходили дни. Рыба не шла. По прогнозам ихтиологов, до первого массового хода кеты оставалось еще дней десять. Погода стояла великолепная, вот только комары… В двух других бригадах рыбаки соорудили себе по индивидуальному пологу.
В бригаде Шелегеды, как только закончился ужин, первым на нары полез добродушный и невозмутимый Вася Омельчук. Он успел стянуть один сапог, потом — наверное, чтобы передохнуть, прислонился к подушке — палатка наполнилась тихим храпом.
— Во! Это по-нашенски, — воскликнул Витек и тоже полез на голый матрас.
— Эй, гладиаторы, а пологи кто будет ставить? — Напомнил бригадир. — Загрызут ведь…
— Сойдет, — махнул
Дурной пример оказался заразителен. Никто не стал возиться с марлей, — ее еще надо было сшивать по всей длине нар, подвешивать к потолку. Бухнулись так, предварительно намазавшись «отравой». К утру, когда действие ее кончилось, сонные рыбаки лезли под одеяла, заматывались куртками, полотенцами. Дышать становилось трудно. Но терпели с каким-то неизъяснимым упрямством, каждый раз громко ругаясь и толкая друг друга.
Чистым постельным бельем пренебрегли все, кроме Тома Корецкого. Он еще раньше выяснил, что белье колхоз обещал менять через каждые десять дней, как в гостинице, и очень этому обрадовался.
Бенедикт Бенедиктович каждый вечер долго шаркал в домашних шлепанцах по кухне, охотясь за одиночными комарами. Перед отходом ко сну запирал дверь на крючок и, тяжело кряхтя, забирался в свой тесноватый полог.
Слава Фиалетов наслаждался одиночеством в персональной палатке. Ночью он нередко включал висевший у головы батарейный светлячок и принимался перечитывать свою «настольную» книгу — «Рассказы о кораблекрушениях» Эйдельмана. Увлекаясь, он незаметно для себя начинал произносить слова вслух. Сквозь тонкое комариное жужжание еще долго слышалось: «Американское грузовое судно «Норд Истерн Виктори» оказалось на мели Гудвин-Сандс и через день переломилось на две части. Капитан парохода, боясь ответственности, застрелился…» Слава громко вздыхал и думал о своем катере с громким названием «Гром», потом о больших океанских красавцах. Его хорошая жизнь кончилась с появлением собак на стане.
Первым сбегал в город и притащил щенка Витек. Неизвестно какой породы, симпатичная собачка обладала дурашливым нравом, лукавой мордой и длинным, точно веревка, хвостом. По поводу ее шерсти, имевшей светло-коричневый оттенок, Витек заметил: «Под норку, подлец, работает…»
Появление щенка несколько дней отвлекло бригаду от дел, вернее, от безделья. У Витька-морячка вдруг обнаружилась, никак не вязавшаяся с его полубандитской внешностью, нежность и даже ревность к Вулканчику — так он нарек щенка. Первое время они даже спали вместе. Но чаще всего под утро Витек спросонья сбрасывал с себя разыгравшегося Вулкана и тот почему-то неизменно попадал кому-нибудь в лицо. Начинался базар: свист, улюлюканье… Нерпы подплывали к берегу и, высунув аккуратные головки, таращили своими грустными глазами во все стороны.
К большой досаде Витька, почти каждый рыбак считал своим долгом дать новое имя Вулканчику, и если тот случайно откликался, радости не было предела. Это бесило Витька, во все горло он с угрозой надрывался: «Вулкан! Вулкан! Назад! Ко мне!» Тут вступали в силу другие имена: «Буран! Джек! Яша! Жучка! Каштанка!..»
Так продолжалось до тех пор, пока однажды чукча-старик Нноко, гостивший у рыбаков, не кинул щенку со стола мясную косточку и не сказал: «Ешь, сынок!» Кличка Сынок закрепилась окончательно.
Анимподист привел вожака своей собачьей упряжки — серьезного и гордого пса. Он никому не мешал, не признавал никаких нежностей. И вообще подпускал к себе только хозяина да Нноко.
На ременных поводках буквально волоком притащил двух совершенно диких молодых псов Шелегеда. Нашел он их в коробе теплотрассы. «Пусть живут. Зимой обдеру на шапки», — сказал он. Псы будто чуяли это и, завидев хозяина, стремглав удирали прочь. Шелегеда стал их привязывать, но тогда поднимался такой вой и визг, что даже у Омельчука на время пропадал сон. В конце путины они бесследно исчезли.