Деникин. Единая и неделимая
Шрифт:
705/06. Главнокомандующий согласен назначение генерала Врангеля помощником генерала Шиллинга, а также согласен на поездку генерала Врангеля для ознакомления с обстановкой с тем, что в случае согласия генерала Врангеля, он там остался.
Екатеринодар.
18 января 1920 года
Нр 001015
Однако Врангелю ехать в обреченную Одессу, которую Шиллинг намеревался сдать со дня на день, не улыбалось. Он стал проситься в более надежный Крым командовать обороной вместо Слащева, который, как на зло, своими малыми силами успешно бил 46-ю стрелковую и 8-ю кавдивизию красных под Перекопом. Притворным отходом с Турецкого вала он заманил красных в перешеек, вынудив ночевать в открытом поле при морозе минус 16. А затем утром 24 января, взяв их в клещи
На следующий день Лукомский отбил Врангелю телеграмму:
25/1-20.
Многоуважаемый Петр Николаевич!
Сейчас был у меня г. Хольман и сказал, что получил телеграмму о том, что Главнокомандующий доволен делами в Крыму и Слащевым и поэтому не считает необходимым чтобы Вас направили в Крым, а не в Одессу. Будем надеяться, что в Одессе дела не так плохи и что Вам удастся их совсем исправить. Глубоко Вас уважающий и искренне преданный
Вконец обиженный барон совершенно пал духом: «При этих условиях, сознавая что мною воспользоваться не хотят и дела для меня ни в армии, ни в тылу не находится, не желая оставаться связанным службой и тяготясь той сетью лжи, которая беспрестанно плелась вокруг меня, я решил оставить армию».
Однако и тут неугомонный Врангель не желал смириться. Он выехал в Крым на фактически «приватизированном» пароходе «Александр Михайлович» (все это время жил на нем), где попытался организовать комплот с верным адептом Шатиловым, обиженным отставкой с поста главы Особого совещания Лукомским, допустившими развал тыла и офицерский мятеж капитана Николая Орлова адмиралами Дмитрием Ненюковым и Валентином Бубновым, духовенством с преосвященным епископом Вениамином и сенаторами во главе с Григорием Глинкой (будущий заведующий Государственными имуществами Крыма и управляющий земледелием в правительстве Врангеля). Попытался было привлечь и отставленного от армии и приехавшего в Крым своего «подельника» генерала Покровского, но тот, по выражению Врангеля, «соскочил с нареза» — пустился в пьянки и гулянки, ему было не до тайных сборищ. Слащев писал: «Врангель подтвердил сказанные им раньше слова, что если он будет главнокомандующим, то даже в случае неустойки на фронте он обеспечит спасение и устройство в будущем чинов своей армии. Видимо, ему страшно хотелось власти, и он мнил себя администратором и гражданским правителем, что очень трудно ожидать от военного, отдавшегося всецело своему делу»
Был еще позорно бежавший из Одессы от красной бригады Григория Котовского и числившийся главноначальствующим Новороссии Шиллинг, но тот вызывал всеобщую ненависть и презрение не только бездарным командованием и оставлением большевикам двух третей своей армии и всех беженцев, но и стяжательством (его помощник по гражданской части Брянский уверял Слащева, что тот «берет взятки, награбил в Одессе и теперь скупает бриллианты, которые прячет у себя в гостиной под паркетом»). Этот сам метался между Врангелем и Деникиным.
Не оценил барон лишь того, что это был комплот неудачников, проигравших все, что можно. Очередной его заговор был ликвидирован приказом Деникина коменданту Севастопольской крепости об увольнении со службы всей шестерки. Конкретно Врангелю было указано на то, что его пребывание на территории ВСЮР нежелательно. Тому ничего не оставалось, как в ранге «лидера оппозиции» уехать в Константинополь. Перед отъездом он написал главкому очередной памфлет, перечисляя его «вины» и свои заслуги, обрушив всю желчь и обиду на Ставку и лично Деникина. Само собой размножил его и распространил в войсках — письмо-то личное. Уже перед самой посадкой на пароход «Александр Михайлович» получил ответ:
Генерал-лейтенант А. И. Деникин
Февраля месяца, 25 дня, 1920 г.
Милостивый Государь Петр Николаевич!
Ваше письмо пришло как раз вовремя — в наиболее тяжкий момент, когда мне приходится
Если у меня и было маленькое сомнение в Вашей роли в борьбе за власть, то письмо Ваше рассеяло его окончательно.
В нем нет ни слова правды. Вы это знаете. В нем приведены чудовищные обвинения, в которые Вы не верите. Приведены, очевидно, для той же цели, для которой множились и распространялись предыдущие рапорты-памфлеты. Для подрыва власти и развала Вы делаете все, что можете.
Когда-то, во время тяжкой болезни, постигшей Вас, Вы говорили Юзефовичу, что Бог карает Вас за непомерное честолюбие…
Пусть Он и теперь простит Вас за сделанное Вами русскому делу зло.
Можно не сомневаться, что барон Врангель тоже любил Россию. Но, похоже, себя в России он любил все же чуточку больше.
Вроде бы залатав одну прореху тришкиного кафтана, Деникин получил очередную. Военные неудачи и смерть от тифа атамана Успенского позволили реанимировать притихших кубанских самостийников. Ни Покровского, ни Врангеля, ни побед у Белой Армии уже не было. Собравшийся в Екатеринодаре 5 января Верховный Круг Дона, Кубани и Терека (по 50 делегатов от каждого войска) так и не смог договориться о создании реальной Южнорусской власти. Можно было попытаться взять реванш и договориться с наступавшими большевиками. Тем более, что армия ВСЮР фактически была выбита с донской территории и ныне вновь находилась «в руках» кубанцев.
Деникин писал: «Гораздо хуже обстояло дело на Кубани. С возвращением к власти в конце декабря самостийной группы процесс разложения области и кубанских войск пошел более быстрым темпом. И без того на фронте находилось ничтожное количество кубанских казаков — все остальные« формировались» или дезертировали. Но и оставшиеся выказывали признаки большого душевного разлада, вот-вот готового вылиться в полный развал».
Атаманом, исключительно в пику Деникину, был избран тот самый генерал Букретов, кого так позорно выставил за дверь при взятии Екатеринодара главком. Председателем Рады — эсер Иван Тимошенко. Именно эсеры в открытую требовали разрыва с добровольцами. Газеты вспомнили былую риторику. Начались поиски новых союзников. Антанта отказала сразу — пошли к Грузии, где князь Леван Магалов обещал денег и помощь в виде целого 20-тысячного корпуса грузинских добровольцев. Видя такой раздрай во власти, кубанцы на фронте фактически перестали воевать и разбегались массами. Боеспособность сохраняли только донцы и терцы, представители которых на Кругу яростно нападали на кубанцев за подстрекательство к дезертирству. Дошло до того, что линейцы поставили вопрос о выходе из состава Войска и присоединении линейных округов к Тереку.
Донской атаман Богаевский злился: «Все, что происходит в Екатеринодаре, приводит меня к убеждению, что многие люди вовсе не понимают обстановки: всюду господствуют личные интересы и все ставят на карту ради них. К моему глубокому сожалению, и у донцов случайно есть господа, думающие и говорящие о мире с большевиками, но и они записывают свои семьи на отходящие за границу пароходы. Создается совершенно ненужный союз. Предатели затевают нечестную кампанию и ставят крест на нашем существовании. Дезертиры громят тех, кто им мешает, и, громя их, губят армию и все дело борьбы. Офицеры сознают, что им несдобровать, и, если будет разрыв, все уйдут — они понимают, что их выдадут первыми большевикам. Я первый откажусь от поста атамана».
Терский атаман Вдовенко добавил: «Течение у терцев всегда одно. Золотыми буквами у нас написано: «Единая и Великая Россия». У терцев нет и мысли разрывать с Добровольческой армией. Не будет ее, не станет и борьбы».
Деникин понимал, что ему так и не удалось «кубанским действом» подавить бациллу сепаратизма. Понимал, что есть серьезная опасность, что черноморцы просто за его спиной найдут общий язык с большевиками, разменяв автономию на самого Деникина. Понимал, что хочешь-не хочешь, с Радой придется считаться. Хотя бы чтобы дотянуть до весны, когда улучшится погода, взойдет травка, отъедятся лошадки и можно будет вновь говорить о наступлении. Тем более сейчас, когда истощенный Кавказский фронт красных завяз на Дону и Маныче, будучи бит на всех направлениях.