Денис Давыдов
Шрифт:
Следует уточнить, что генерал от инфантерии князь Петр Михайлович Волконский возглавлял Главный штаб его императорского величества, флигель-адъютант полковник Дмитрий Петрович Бутурлин состоял при князе в адъютантах и что без указаний государя в России тогда ничего не делалось. Боевой друг генерал-майор Арсений Андреевич Закревский, как мы уже говорили, исполнял обязанности дежурного генерала Главного штаба.
«Такое отношение к Давыдову, как военному человеку с известным служебным положением и как автору, конечно, было крайне неприятно для его самолюбия, которому к тому же был нанесен сильный удар письмом барона К. Ф. Толя: 29 мая 1819 г. он писал, что государь соизволил поручить ему (Толю) „сочинение правил о службе на передовых постах и вообще во всех малых отрядах“, и по этому поводу просил Давыдова, как знающего и опытного „по сей части“, снабдить его одним экземпляром сочинения партизана, которое немало облегчит его труд и поможет с лучшею пользою исполнить возложенное на него Высочайшее поручение…
Денис Васильевич очень деликатно ответил обещанием прислать экземпляр и не без иронии прибавил: „Правда, я написал нечто об отрядах, где отстранив все то, чему учатся опытом, а не на бумаге, первый изложил стратегические правила партиям и согласил действие их с действием главной армии, — вот мысль, которую не хотелось мне видеть в чужом сочинении“ и потому… просил все заимствованные у него места отмечать: из сочинения партизана Дениса Давыдова…» [399]
399
Жерве В. В.Указ. соч. С. 104–105.
Генерал-лейтенант барон Карл Федорович Толь, блистательный генштабист и отважный боевой офицер, любимый ученик М. И. Кутузова в кадетском корпусе, отмеченный А. В. Суворовым во время Швейцарского похода, генерал-квартирмейстер при 1-й Западной армии в 1812 году, был бесконечно далек от всякой «партизанщины» и «иррегулярности». Какие там «малые отряды», если он давно уже мыслил в масштабах армий?!
Отношение «верхов» к Денису Васильевичу казалось оскорбительным. А вроде совсем недавно была Отечественная война, и люди жили по-иному, и отношения между ними были совершенно другими… Теперь следовало привыкать к новым реалиям. Вернее, приспосабливаться к ним. Легко ли это было человеку, живущему памятью о войне и понимающему, что его уникальный боевой опыт непременно будет востребован в каких-то будущих кампаниях?
Историк, назвавший «Опыт теории партизанских действий» важнейшим из сочинений Дениса, прозорливо констатировал: «Действительно, для нас, русских, партизанская война всегда будет крайне необходима» [400] .
Давыдову пришлось жертвовать своим самолюбием во имя высшей идеи, перекраивать текст, вносить исправления, подсказанные друзьями, — в особенности в тех местах, где он, по собственному своему признанию, «занесся», а затем передавать второе, как это сейчас официально пишется, — «исправленное и дополненное» издание книги Александру I. В результате того «в его (Давыдова) бумагах сохранилось подлинное извещение начальника Главного штаба Е. И. В. князя Волконского от 9 января 1822 года о том, что Государь император благодарит его за присланный им Его Величеству экземпляр сочинения его о Партизанской войне» [401] . Тем вроде бы все и ограничилось, хотя то, что написал Денис Васильевич, — это в полном смысле слова серьезнейшая военно-теоретическая работа, а отнюдь не мемуары, автор которых предлагает за образец собственный опыт, пусть даже и уникальный… После издания такой книги имя Давыдова в России (да и не только!) должно было стоять в ряду с именами Клаузевица {141} и Жомини. Однако все ограничилось благодарностью от государя за присланную книгу.
400
Мамышев В. Н.Указ. соч. С. 354.
401
Жерве В. В.Указ. соч. С. 107.
Но вот — реакция современника, боевого офицера, то есть одного из тех, кому именно адресовалась книга — гвардии капитана Ивана Бурцова, написавшего Давыдову письмо:
«Русская военная литература, как известно Вам, богата только фронтовыми уставами и прибавлениями к оным; следственно, приходится питать наставления по ремеслу нашему в сочинениях чужеземных. Я покорялся сему закону, хотя с великим негодованием: читал много, и утвердительно могу сказать, что ничего близкого, похожего даже на ваше произведение, не знаю…
Но я показал Вам точку, с которой смотрю на Опыт теории партизанского действия.Это подарок Русской армии; дань Европейскому воинству; творение равно славное и для языка и для народа Русского. Это в другом роде: Опыт теории о налогахТургенева, коим не похвалится ни одна чужеземная литература. Тому воздавать будут хвалы политики, доколе не обрушатся столпы государственных зданий, — этому будут возносить благодарность воины, пока люди не перестанут точить штыки и отпускать сабли для гибели нарушителей покоя!
Вот, Милостивый Государь, мнение о творении Вашем соотечественника, в коем бьется сердце для славы, для блага России!..» [402]
К известному давыдовскому другу Иван Григорьевич никакого отношения не имел. Он был адъютантом генерала Киселева и состоял в Союзе благоденствия. В январе 1826 года, уже полковником, Бурцов был арестован, три месяца отсидел в крепостях и был направлен на Кавказ, в войне с турками командовал Херсонским гренадерским полком, был награжден орденом Святого Георгия IV класса, получил в апреле 1829 года генеральские эполеты, а через три месяца был смертельно ранен в бою при Байбурте — в возрасте тридцати трех лет.
402
Там же. С. 107–108.
Такие люди уже шли на смену Давыдову и его поколению — офицерам и генералам Наполеоновских войн. В 1814 году Бурцов был только прапорщиком, хотя и заслужил уважаемый боевой «Владимир с бантом»…
Ну а Денис Васильевич, фактически оставленный не у дел, занялся своими личными делами. Он «поселился в Москве в собственном, им купленном доме на Знаменке. Покупка этого дома обнаруживает вполне военную беззаботность и доверчивый характер моего отца. При осмотре его продавец тщательно старался не допустить его в одну комнату, ее потолок грозил ежеминутным падением. Отец мой поддался на означенную тактику продавца и не полюбопытствовал даже войти в нее. Несмотря на советы моей матери, совершил купчую и весьма довольный, немедленно переехал в дом. Он сделал из этой комнаты свой кабинет и беспечно жил там, все ожидая, когда потолок упадет» [403] .
403
Давыдов В. Д.Денис Васильевич Давыдов, партизан и поэт… С. 628.
«Он отдался хлопотам по устройству собственных дел: купил дом в Москве, в Знаменском переулке, в котором жил с семьею по зимам, летние же месяцы проводил сначала в своем подмосковном селе Приютове, а потом в с. Мышецком, которое купил в 1822 г., после продажи первого за 118 тысяч. Отсюда он ездил осматривать взятое за женою в Симбирской губернии (Сызранского уезда) имение — Верхнюю Мазу, в котором впоследствии жил в последние годы жизни. Кроме того, у него еще было имение в Бугульминском уезде Оренбургской губернии, в котором было 402 души крестьян и винокуренный завод» [404] .
404
Жерве В. В.Указ. соч. С. 107.
Далее, в общем-то, в его жизни не оказывается ничего особенно интересного. Давыдов пишет. Общается с друзьями. Куда-то и зачем-то ездит. Пребывая в деревне, много охотится и, по его словам, понемногу «роется в огороде».
Александр Яковлевич Булгаков, чиновник по особым поручениям при московском генерал-губернаторе, записал 15 декабря 1821 года: «Вчера в полдень выехал Закревский… Я не поехал провожать, боясь, чтобы эта экспедиция не продолжалась дня три, а поехали многие, иные до первой станции, а иные и до Клину…» [405] В последующем внушительном списке есть и Денис Давыдов, и старый его друг — граф Федор Толстой-Американец…
405
Русская старина. 1901. № 2. С. 308.