Денискины рассказы: о том, как всё было на самом деле
Шрифт:
Когда Дениска в рассказе «Пожар во флигеле, или Подвиг во льдах» говорит: «А мы идем с Мишкой мимо черного хода» – вот про такую дверь во двор он и говорит…
Этот проулок мы называли «чёрка», то есть «черный ход». «Айда на чёрку!» – кричал кто-то, и мы все бежали туда или ехали на велосипедах. То есть там вполне можно было кататься. Было даже широкое место, где можно было развернуться на велике, чтобы ехать обратно. Потому что дальше был такой короткий туннель, с низким входом и ступеньками. То есть надо было слезать с велосипеда и тащить его по этим ступенькам. Или же развернуться и поехать обратно.
Разворачиваться было трудно. Потому что место было вовсе не такое широкое, а просто чуть шире, чем вся остальная чёрка. У меня с первого раза не получилось развернуться. Я слишком круто повернул руль и чуть не свалился. Уперся ногой в асфальт. «Ну и ладно, – подумал я. – Буду слезать и переставлять велик».
– Трус! – закричали старшие мальчишки, когда увидели, что я слез с велика – и переставил его, чтобы ехать обратно.
– Почему? – спросил я.
– Если не трус, то развернись, как мы! – и показали, как это делается.
– А почему это я должен, как вы?
– А потому что если не развернешься, мы будем считать, что ты – трус.
Я подумал и сказал, нарочно со взрослым выражением:
– Ну и считайте, ну и пожалуйста! Мало ли что у людей на уме! Мало ли кто кого кем считает!
Мне показалось, что я их обхитрил.
Но они сказали:
– Мы не только считать будем. Мы всем расскажем, что ты трус. Трус, трус, трус!
Я сел на велосипед и стал разворачиваться. С третьего раза получилось.
– Ну, всё, поехали! – сказали они.
– Подождите, я хочу еще потренироваться, – сказал я.
– Да не надо! – сказали они. – Всё нормально, ты не трус.
Но я потом все равно стал тренироваться и очень хорошо научился ездить на велосипеде. И без рук, и со стаканом воды в руке, и даже – лежа животом на седле. Про это написано в рассказе «Мотогонки по отвесной стене».
Но на велосипеде с мотором я не катался, всю эту историю мой папа сочинил.
И я не видел, как в Парке культуры на мотоцикле мчалась по отвесной стене отважная артистка. Но такая артистка была, она много лет выступала с этим опасным номером в Парке культуры имени Горького, ее видел мой папа и, наверное, был с ней знаком. Потому что с ней дружили папины знакомые писатели и артисты. Одна компания. Артистку звали Наталья Андросова, она была праправнучка императора Николая Первого; так уж вышло, что она стала артисткой на мотоцикле…
Фонтан во дворе не работал. Он был небольшой и круглый. Посередине была статуя голого маленького мальчика, который держал в руках здоровенную рыбу. У рыбы изо рта торчала железная трубка – наверное, когда-то давно из этой трубки брызгала вода. Но сейчас никакой воды не было. Внутри фонтана был песок, малышня там лепила куличи.
Я уже говорил (когда рассказывал про нашу квартиру), что это был «правительственный дом». В нем в огромных квартирах жили министры, маршалы и всякое другое начальство. Эти квартиры парадными дверями выходили на парадную лестницу, с малиновыми дорожками, которые были пришпилены к мраморным ступеням латунными прутками с шариками на концах, а кухней выходили на черную лестницу без лифта.
А прислуга – то есть дворники, водопроводчики, шоферы и охранники – жили в подвальных коммуналках. Эти коммуналки выходили только на черный ход. Поэтому вход в нашу квартиру был через кухню.
Мы жили в такой коммуналке, потому что мой дедушка Вася был шофером в правительственном гараже.
Этот дом был построен давно, еще при царе. Тоже для богатых людей.
Моя бабушка Аня – жена дедушки Васи и мамина мама – рассказывала: когда она была совсем молодой – а это было сто лет назад! – она работала «конторской барышней». То есть секретаршей. Она шла на работу как раз мимо этого дома. И видела, как за красивым чугунным забором вокруг фонтана гуляли красиво одетые дети с нянями. Няни были одеты в русскую народную одежду – в длинные сарафаны, а на голове – кокошник. Зачем? Наверное, чтобы няню сразу отличить от мамы или бабушки – то есть от барыни, от хозяйки.
Вот моя бабушка Аня, когда была молоденькой бедной девушкой, шла мимо и думала: «Ах, пожить бы в таком доме… Ах, напрасные мечты!»
Потом они с дедушкой Васей поженились. Потом случилась революция. Он стал правительственным шофером – и им дали жилье в этом самом доме. Правда, всего одну комнату.
В подвале.
То есть мечты сбываются. Но – наполовину.
Мы с ребятами сначала катались на великах, а потом садились на скамеечки вокруг фонтана, отдохнуть и поговорить.
Разговаривали про всё на свете. Но в ос новном про войну (какой маршал был главнее) и про девчонок (какие они все дуры).
И еще, конечно, про почтовые марки. Тогда почти каждый мальчишка собирал коллекцию марок. Ребята все время менялись марками. Марки далеких заморских стран считались самыми ценными. В рассказе «Он живой и светится»
Мишка говорит Дениске, что за игрушечный самосвал даст ему «одну Гватемалу и два Барбадоса». Это значит – марки этих стран.
Про девчонок и про марки – это нормальный разговор, а про маршалов – это было, наверное, только в нашем дворе. Потому что у нас в доме жило самое маленькое шесть маршалов. А может, и больше.
Когда мы только приехали в этот дом и я в первый раз вышел во двор, ко мне подошел какой-то мальчик. Мы познакомились, и он спросил:
– А у тебя дедушка кто?
– Шофер, – сказал я.
– А у меня маршал, – сказал он.
Я подумал – почему он спросил про дедушку? Ведь ребята всегда хвастаются папами. Потом я понял. Потому что папа у него, наверное, был обыкновенный. Инженер или врач, а если военный, то – вполне возможно – майор или подполковник, всего-навсего. А мой папа тогда еще не был писателем, а был артистом эстрады.
Вот, например, сказал бы он про своего папу: «Мой папа инженер».
А я бы сказал: «А мой папа артист!»
Вот это да! То есть мой папа оказался бы главнее. Поэтому он решил бить без промаха – дедушкой-маршалом. Один-ноль.
Я несколько раз приходил в гости к моим дворовым товарищам, которые были внуками маршалов.
Там были бескрайние квартиры со стеклянными дверями. С мраморными каминами и малиновыми коврами, на которых хватало места для игрушечной железной дороги. В углу стояли большие часы с маятником и гирями.