Департамент Х. Прощальная молитва
Шрифт:
– Именно, – подтвердил капитан. – Так что ты про лопатки говорил? Это что, наука такая – метание лопаток?
– Вообще-то наука – это фехтование на лопатках или просто фехтование лопаткой. Против ножа, против кулака, против палки, против любого холодного оружия у лопатки всегда преимущество, но следует не забывать, что, чем она острее, тем преимущество больше. Техника не слишком сложная, но эффективная.
– Научил бы кто-нибудь. Вдруг занесет на заставу? Будет что новое привнести.
– Вернемся – научу, – пообещал Радимов и знаком подозвал одного из солдат, идущего с лопаткой в руке.
Лопатка солдата перешла к старшему лейтенанту и с легким свистом совершила несколько кругов перед Старогоровым. После этого Радимов потрогал лопатку пальцем и показал Станиславу:
– Вот так и оттачиваем.
Работа длилась всю ночь. Обложившие небо низкие тяжелые тучи полностью закрывали и луну, и звезды, делая ночь совсем непроглядной. Но пользоваться фонарями было запрещено категорически, поскольку место обустройства группы испытателей и взвода спецназа ГРУ находилось в зоне прямой видимости из села. Поэтому многие работы приходилось выполнять буквально на ощупь. Тем не менее достаточно быстро вырыли позади скал три грота и закрыли их достаточно плотной маскировочной сеткой, имитирующей слабую растительность на горной породе. Сетка была не стандартной армейской, а делалась по спецзаказу для какой-то, видимо, другой операции, попалась на глаза лейтенанту Кирьянову, и он решил прихватить ее с собой. Оказалось, очень кстати. По крайней мере, в темноте закрытый грот невозможно было найти до тех пор, пока рукой на сетку не попадешь. Но Кирьянов пообещал, что и днем ее можно заметить только с очень близкого расстояния.
Уже близилось утро, когда все работы были закончены. Как раз в это время Старогорову на трубку спутниковой связи позвонил генерал-лейтенант Апраксин.
– Мне уже доложили, что высадка прошла успешно, – сказал он. – Машины вернулись на базу. Как у вас дела, обустроились?
– Только что закончили, товарищ генерал.
– Сам лично все проверь. Ты, как пограничник, должен уметь хорошо маскироваться, и понимаешь, когда тебя могут обнаружить и что сделать, чтобы не обнаружили.
– В темноте, товарищ генерал, ничего увидеть невозможно. Вроде все сделано как надо. Начнет светать, проверим.
– Хорошо. Старлей Радимов далеко?
– Рядом, товарищ генерал.
– Дай-ка ему трубку.
Станислав пожал плечами и протянул трубку Косте.
– Тебя «на ковер» вызывают. Что натворил?
– Слушаю, старший лейтенант Радимов, – не ответив капитану, взял трубку Радимов.
– Константин Эдуардович, ты, случаем, не знавал ныне отставного капитана спецназа ГРУ Николая Викторовича Николаева? Отставник по состоянию здоровья. Его комиссовали.
– Конечно, товарищ генерал. Он в нашем батальоне ротой командовал, когда я еще в лейтенантах ходил. А что с ним случилось?
– Ты про отставку?
– Нет. Это я знаю. Я имею в виду, что с ним сейчас.
– Сейчас он рядом с тобой. Теперь его зовут отец Николай, один из семи священников, захваченных имамом Гаджи-Магомедом Меджидовым. Отец Николай умудрился отыскать взрывное устройство под домом и обезвредить его. Только он по наивности предполагал, что мы сразу бросимся на штурм, чтобы освободить его и других священников, и я не мог объяснить ему, что нам предстоит сделать и в чем предстоит убедить ярых исламистов. Но отец Николай поверил мне на слово и согласился работать втемную. Кстати, а что с ним произошло? Я про отставку...
– Не завидую я бандитам, товарищ генерал... Они рассчитывали поймать воробья, а попался им сокол, который любого орла заклевать в состоянии. С капитаном Николаевым им не справиться. А отставка... Во время командировки на Северный Кавказ капитан Николаев лично уничтожил крупного бандитского главаря в рукопашной схватке, когда патроны кончились. Брат того бандита – какой-то чиновник в правительстве республики, крупный чиновник – просил отдать ему тело для захоронения на семейном кладбище. Но тела террористов, согласно закону, родственникам не передаются и хоронятся под номерами, без указания имени и фамилии. Брат бандита обиделся – это нарушение какой-то большой традиции их некогда знаменитого и авторитетного в республике тейпа [20] – и поклялся отомстить. Николаев после командировки в отпуск уехал, дома его и нашли. Кто-то продал адрес. Они с женой куда-то собирались, машина уже у подъезда стояла. Жена вышла и ждала его. Когда он метрах в десяти от машины был, нажал кнопку на брелке, чтобы дверцу открыть, она взорвалась. Жену в клочья, у самого Николаева множественные раны поражающими элементами и тяжеленная контузия. Заряд был очень мощным, стекла повыбивало во всех домах в округе. Капитан два с половиной месяца провалялся в госпитале – сначала в искусственной коме, потом операции и лечение, потом комиссия, а потом куда-то уехал. Вроде в семинарию учиться подался. Но человек он надежный, выдержанный. С пуленепробиваемой психикой. На него можно положиться. Сейчас, думаю, тем более, если у него сан.
20
Тейп – родоплеменное объединение у жителей Северного Кавказа.
– Это хорошо, – заметил генерал. – Значит, работать будем с двух сторон. Но после окончания работы священников к аппаратуре близко не подпускать и не объяснять, с чем они столкнулись. Даже отцу Николаю. Эксперимент должен остаться в тайне. Вот о последствиях эксперимента пусть говорят – и православные, и мусульмане. Даже газеты пусть пишут. Мы им поможем материал получить. Надеюсь, это снизит экстремизм на Кавказе, да и не только там. Запомни номер трубки отца Николая.
– Говорите, товарищ генерал.
Апраксин продиктовал.
– Запомнил, – сказал старлей.
– На связь с ним выходить только в случае крайней необходимости. В доме вместе со священниками находится охранник, он может услышать разговор.
– Понятно, товарищ генерал.
– У меня все. Будут вопросы – звоните.
2
Гаджи-Магомед давно научился читать взгляды людей, приходящих по пятницам на общую молитву в мечеть. Уметь читать взгляды – важное качество не только священнослужителя, но всякого человека, который имеет влияние на других или собирается это влияние приобрести. Салафитская мечеть в это утро была непривычно переполнена; сюда пришли даже те, кто обычно в пятницу посещал мечеть сторонников тариката.
Гаджи-Магомед смотрел в глаза верующим и видел в них разное. В одних было ожидание каких-то значительных перемен, в других – боязнь, что это будут за перемены и что они принесут в село. Поэтому глаза прихожан выражали в основном вопросы. Но хуже всего было то, что время от времени в этих глазах появлялась и трусость. Сельчане, конечно, знали, что имам салафитской мечети еще и амир, имеющий в своем подчинении немало автоматных стволов. Трусость была не страхом перед Гаджи-Магомедом, а страхом ответственности за его действия, которые вскоре, несомненно, должны были последовать. Слухи о захвате православных священников обошли село по кругу, обрастая новыми подробностями и предположениями. И все ждали, что сообщит имам на проповеди. Даже участковый Хасбулат Халидов пришел. Чем закончится пленение семи священников, не знал никто, хотя многие предполагали, что это начало активных действий, за которыми последует сильное противодействие. А люди знают, что такое ввод в село федеральных войск – это не просто жестокость, а жесткость. Поэтому сельчане откровенно боялись.
Но Гаджи-Магомеда уже ничто не могло остановить. Скоро все завершится. Всего неделю осталось подождать – до следующей службы, когда по воле Аллаха взлетят на воздух семь православных священников вместе с домом старого Газали Султанова. Этот дом уже никому не нужен, и такой взрыв никому не винному урона не нанесет. Для имамов, которые приедут на молебен, другой дом подготовлен. В худшем случае в нем только стекла повылетают. Но это не беда. Имамы поймут, какую пользу получат от взрыва, и оценят приобретенный после завершения молебна авторитет. Если даже поймут, что в действительности произошло, будут говорить, что Всевышний внял их молитвам и сотворил чудо – покарал неверных. А сам факт кары и рассказы о нем, как всегда, многократно преувеличенные, разойдутся далеко за пределы Дагестана, привлекая к Гаджи-Магомеду толпы новых сторонников. Даже из-за границы пойдут к нему люди. И тогда уже можно будет говорить с федеральными силами на равных.