Депортация (мини-роман – трансутопия)
Шрифт:
— Они задолбали, да, па? — спросил он, разворачивая бот к дальнему пирсу.
— Кто? — спросил Грендаль.
— Ну эти, — мальчик покрутил левой рукой в воздухе, — западные оффи. Наш препод по экостории говорит: они — козлы и всегда были козлы. Как юро и янки при них живут?
— Он так и говорит?
— Ну, не совсем, но по ходу так. А что, неправда?
— Как тебе сказать, — Грендаль почесал в затылке, — конечно, политики там гниловатые. Но люди как-то привыкли. Живут себе, а этих воспринимают как привычную неприятность. А как у нас тут?
— Нормально. Мы с Саби вчера
— Ты что, таскал Саби на мачту? Ты вообще понимаешь, что она еще маленькая?
— А что? Она сама захотела, а я виноват, да?
— Страховочные пояса хоть надевали?
— Спрашиваешь… Только ма все равно ругалась.
Они уже приближались к дому. Сам дом, как обычно в меганезийском субурбе, состоял в основном из террас, балконов и навесов. Только в глубине была железобетонная коробка, обвитая деревянной лестницей и накрытая пластиковой крышей в форме расправившей крылья бабочки. У бабочки был хоботок, точнее — шланг, опущенный в бассейн: крыша служила конденсационным водосборником и солнечной батареей. По бокам торчали: мачта ветряка — генератора, штанга со спутниковой тарелкой — антенной и кронштейны с баками локального водопровода. Такая автономность жилья была здесь обычным делом. Многие даже топливный спирт гнали на заднем дворе, из перебродивших водорослей. Влковы предпочитали покупать не только горючее, но и рыбу, на рынке в сити, отчего слыли на Сонафо людьми не особо хозяйственными. Ладно — спирт, но что за каприз — покупать рыбу, когда ее полно в океане? А вот фруктовый сад Влковых был предметом некоторой зависти соседей. Почему, спрашивается, у них растут не только обычные местные штуки вроде тыкв и бананов, но даже виноград, из которого получается отличнейшая водка-граппа? Никто не верил, что это только следствие агроинженерной профессии Лайши, и связывали ее талант с италийским происхождением. Все, мол, дело в генах… От фасадной террасы к океану спускалась широкая лестница, проходящая через еще один навес на пирс. Под навесом стоял обычный набор: дешевая авиетка и маленький внедорожник. У пирса был пришвартован проа — не солидный, рыболовный с лебедкой для трала, как у большинства, а легкий, спортивный. Баловство, одним словом.
На оконечности пирса, между двумя габаритными маячками, уперев руки в бока, стояла Лайша собственной персоной. На ней были шорты и майка, имевшие когда-то белый цвет, а сейчас — пятнисто-сиреневые от фруктовых пятен. До образца калабрийской фермерши она не дотягивала по объему груди и бедер, да и высшее образование было тут некстати. Но, если уж Лайша решала войти в эту роль, то такие мелочи никак не могли ей помешать.
— Ужас! — заявила она, окинув мужа насмешливым взглядом ярко-зеленых глаз. — Щеки впалые, лицо зеленое. Что, черт возьми, ты ел в этой варварской Европе? Срочно за стол!
— Уф, — Грендаль обнял ее, зарывшись лицом в жесткие волосы цвета темной бронзы. — За стол это здорово. Если мне еще нальют стаканчик граппы…
— Нальют, когда ты примешь душ и бросишь тряпки в стиральную машину. Похоже, ты собрал всю пыль с этого грязного континента.
— Ничего подобного, — возразил он, — там осталось предостаточно.
— Тогда я рада. Европейцам не придется менять свои привычки. А сейчас марш в душ.
2. Великая Хартия и мировая пресса
Вымывшись и завернувшись в лава-лава, Грендаль наконец-то почувствовал себя действительно дома. Вся семья собралась на центральной террасе, выполнявшей по обычаю функции гостиной. Правда, Иржи уже сидел за компьютером и что-то делал в интернете, а Саби спала, завернувшись в плед, в широком кресле перед выключенным телевизором в дальнем углу террасы, выходящем в сад.
— Опять смотрела мультик про этих дурацких белых медведей? — спросил он, почесав ее за ухом.
— Они не белые медведи, а панды, — пробурчала она, не открывая глаз.
— Ты уверена, что это меняет дело?
— Меняет. Они не дурацкие, а прикольные, — она все-таки открыла глаза. — Ой, па, а ты когда приехал?
— Минут десять назад. Милая, тебе не кажется, что в детской тебе было бы удобнее спать, чем здесь? Мы ведь будем шуметь и все такое…
— Шумите, — великодушно разрешила она, поворачиваясь на другой бок, — мне не мешает. А в детской мне скучно.
— Да что ты, в самом деле, — вмешалась Лайша, — пусть девочка спит, где ей удобнее, какая разница. И вообще садись за стол. Я тебе налила айн-топф, его надо есть горячим.
— Айн — что?
— Айн-топф. Суп такой баварский.
— А-а, — сказал он, подходя к столу, — пахнет вкусно.
— Вот и ешь уже, — сказала Лайша, — и, кстати, выкладывай, что там было? По ТВ это походило на цирк шапито. Я ничего не поняла и выключила.
— Я тоже не понял, — ответил он, проглотив первую ложку супа, — надо было ехать Джелле или Макрину. Или, хотя бы, Ашуру. В конце концов, это они судьи по рейтингу, а я — по жребию. Вот и объясняли бы…
— А Макрин вчера звонил и говорил: правильно, мол, что тебя отправили.
— Что еще говорил?
— Говорил, они твои дела на завтра расписали между собой, так что у тебя выходной. Как бы, подарок от коллег.
— Очень мило с их стороны, — буркнул Грендаль с набитым ртом.
— Не ворчи, Грен.
— Я и не думал ворчать, — возразил он, — кстати, где граппа?
— Слева от тебя в пластиковой бутылке.
— А, вижу, — он наполнил рюмку и демонстративно облизнулся.
— Па, что такое «фашист»? — спросил Иржи.
— А в энциклопедии лень посмотреть?
— Ага, там написано, что фашисты — преступники, они создали государство, запретили оценивать администрацию, и убивали всех, кто хотел регулировать общество иначе, чем они. А еще они устроили войну, хотя на них никто не нападал.
— Ну, в общих чертах, правильно написано.
— Па, а почему тогда в «Europe monitor daily» написали, что ты — фашист?
Лайша повернулась к Грендалю и, разведя руками, сказала:
— Угораздило же тебя с этим жребием. Придется объяснять ребенку про фашистов.
Грендаль пожал плечами, отхлебнул чуть-чуть водки и спросил:
— Иржи, ты ведь знаешь, из-за чего я летал в Страсбург?
— Потому что ты выгнал из страны каких-то пидорасов, а другие пидорасы из-за этого подняли крик.