Депортация
Шрифт:
Сингапур вообще уникален. Нам бы в страну их правительство на несколько лет ангажировать. Они за два-три десятилетия из кучки хижин на болотах инопланетный город сделали. Оранжерею для бизнеса, газовую камеру для коррупции.
– А я сейчас всё больше телеком, увы, развлекаюсь? Тут тоже перлы попадаются. «Доктора Хауса» люблю посмотреть, оригинальный такой сериальчик. Там все случаи из его врачебной практики исключительные. Извращенка, скажи! Вот, представь: писаешь ты в Амазонку, а к тебе в гости по струе рыбка заплывает, только не золотая, а хищная и, зараза, маленькая.
– И что?
– Ну что-что. И отправляешься ты прямым ходом к доктору Хаусу. Он же мастак по сложным случаям. И говоришь: «Док, в меня рыбка заплыла».
Пока они говорили, а дети ползали и, визжа, кувыркались
Понимая, что «живым» от Гены ему, скорее всего, не уйти, и минимум на день придётся отплыть в нирвану, Ник направился к телефону, чтобы заранее договориться о встрече с Эн Бэ.
Разговор с бывшим сотрудником научной станции в Антарктиде высветил неожиданные грани в вопросе, изучаемом «Ник энд Ко». Никанор понял, что не зря потратил время.
Ещё в самом начале семидесятых среди приверженцев версии существования антарктической нацистской базы промелькнула информация о какой-то проявившейся антарктической цивилизации, которую все они, естественно, связывали с этой самой базой. Информация была расплывчатая, сомнительная и фактами не подтверждённая. Услышав, что такая байка гуляла в среде интересующихся, питерские коллекционеры позднее вышли на человека, который работал на одной из советских антарктических научно-исследовательских станций в тот период. Этим человеком и был Эн Бэ, с которым встретился Никанор. Познакомившись поближе, он узнал от него, казалось, невероятную историю, напрямую связанную с этой байкой. Оказалось, что Эн Бэ был непосредственным свидетелем ситуации, из которой потом складывались всевозможные туманные слухи, домыслы и легенды. А дыма, как известно, без огня не бывает.
Эн Бэ любил чешское пиво, аквариумы и арт-хаусное кино. Аквариумы он не то чтобы любил – он их делал и на них зарабатывал. Его мастерская изготавливала самые невиданные конфигурации этих маленьких искусственных водоёмов и весьма в этом преуспевала. Чего только ни заказывали предпринимателю городские нувориши: и барные стойки в виде аквариумов, и стеклянные колонны для рыб, и настенные панно в гостиные, которые выглядели, как ожившие картины. А дома у Эн Бэ жил хамелеон Муля. Мулю он любил на контрасте. Всякая рыбная живность на фоне работы ему порядком надоела. Пока Муля грустил дома, Эн Бэ вспоминал его на рабочем месте. Это были чистые и высокие отношения.
Эн Бэ увлёк Ника в известные ему закоулки изучаемой темы и наслаждался реакцией собеседника на свой рассказ. Вытащив из анналов памяти факты и слухи об антарктической цивилизации, которые ходили среди любителей загадочного, Эн Бэ не на шутку ошеломил Никанора. Слухи гласили, что на рубеже шестидесятых и семидесятых на одной из советских антарктических станций произошло некое экстраординарное происшествие. Однажды вблизи станции сотрудники обнаружили обессилевшего полузамёрзшего человека.
– Как ты понимаешь, Никанор, – Эн Бэ тяжело взглянул на Ника, – в Антарктиде случайных прохожих не бывает. И неслучайных практически тоже. Представь себе прохожего на Марсе. Это был, что называется, подарочек похлеще НЛО. Наши охренительно-офонарительные рожи ты можешь себе представить. Это действительно было какое-то запредельное событие. Самое интересное, что человек, которого мы нашли, был, как бы тебе сказать, какой-то слишком чужой, слишком не наш. Отличался поведением, манерами, одеждой от всех людей, которых я когда-либо встречал. В том числе, иностранцев. С другой стороны, ничего инопланетного в нём не было. Человек как человек, вполне земной. Но всё, что было на нём и с ним – одежда, личные вещи – неуловимо отличалось от наших. Вроде бы всё то же, да не то. Такое впечатление, что всё делалось в изоляции от остального мира, и самого человека долго не было в суете современной цивилизации. По типажу он был, как сказали бы расоведы, истинный ариец. Находился в болезненном, в основном бессознательном, состоянии, периодически впадая в бред. В один из таких моментов мы услышали обрывки странной истории о каком-то городе-государстве, где было восстание, и восставшие захватили власть, свергнув правительство. Оказалось, пришелец отлично шпрехает на немецком. Но куски его фраз, можно было лишь приблизительно соединить в общую картину.
Каждый, однако, составил своё мнение об услышанном. Эта информация и попала потом на Большую землю в разных вариациях. О каком государстве говорил пришелец и где оно находится, никто так и не понял.
– А что с нежданным гостем произошло? КГБ спецрейсом к себе загрёб?
– Да нет, не успел. Наш «снежный человек» исчез. Мы даже не увидели его полностью пришедшим в себя. Однажды наш врач просто не обнаружил его на месте. Но самое интересное – до нас дошли слухи, что некие ариеподобные германоговорящие и испуганные единичные пришельцы были обнаружены и вблизи других, но уже несоветских научно-исследовательских станций Антарктиды. Это был какой-то немассовый исход неизвестных людей, которые выползали изо льдов и недр белого континента, как тараканы из протравленного буфета. Удалось ли кого-то из них доставить потом на большую землю и выяснить, кто же они такие, мне неизвестно. Как я понял, это событие представители других баз, возможно, получили указание замять, потому что, возвратившись в Союз, я не обнаружил никаких официальных упоминаний о похожих случаях на базах Антарктики.
Да, и вот ещё, – Эн Бэ открыл кожаный портфель и положил перед Никанором канцелярскую папку советского образца, – почитайте, что в ней! Мне она ни к чему, а вам эта информация может пригодиться. Папку забыл мой коллега по антарктической станции, когда возвращался на Большую землю. До нашей станции ему довелось поработать ещё на одной, где он вёл что-то вроде дневника.
Расставшись с Эн Бэ, Никанор отправился в парк. Присев на скамейку, он открыл переданную ему потрёпанную папку. В ней лежала тетрадь четвёртого формата в картонном переплёте. Ник с интересом заглянул в неё, открыв с конца – на предпоследней странице. «День восьмой» – было написано вверху… «Вышли к гряде скал. Скалы стоят как посадка, даже, скорее, как небольшой каменный лесок в антарктическом оазисе. Это место как будто подогревается чем-то снизу. Странное, свободное от снега огромное пятно оазиса выглядит кляксой на бумаге, аномально выбиваясь из матово-белого совершенства окружающих снегов и льдов. Скалы массивные, стоят близко друг к дугу, но между ними можно пройти. Сейчас мы устроили привал – перед тем как зайти туда и начать исследование… Допишу вечером, когда устроимся на ночлег».
Ник перевернул страницу, с интересом продолжая читать.
«Заходя в скалы, не ожидали найти ничего примечательного – скудную растительность вроде мха, возможно какие-то гейзеры… Но очень ошибались. Сегодня мы наткнулись на сенсацию, на абсурд, которого никак не должно было здесь быть. Мы обнаружили нечто, созданное, по всей видимости, человеком. Пишу дневник, а у меня дрожат руки: когда мы углубились в скалы, через некоторое время вышли на обширную площадь с широкой полосой, уложенной аэродромными плитами. Поскольку почва в оазисе прогрета, плиты были свободны от снега и увидели мы их сразу. Прошли вдоль полосы несколько сотен метров и подошли к громадной скале, от которой полоса шла. На скале угадывались контуры ворот из скалы или в скалу, но как они открываются – загадка. Контуры выглядят просто как гравировка, как рисунок на скале, настолько чётко всё подогнано. Плиты заходят прямо под скальную глыбу».
Далее тетрадные страницы были вырваны и клочки бумаги торчали из-под скоб, скрепляющих тетрадь. Никанор перелистал её к началу. Там сотрудник научной станции описывал дни подготовки к экспедиции внутрь континента и первые дни похода. Ник задумался. Всё было весьма интригующе, но главное – он держал в руках не распечатку из Интернета, не научно-популярный журнал, не доклад из третьих рук, а реальный первоисточник, оригинал с места действия. И кстати, почему из тетради вырваны листы?
Ник спрятал тетрадь обратно в папку и засунул её в рюкзачок, решив, что подробнее изучит рукопись дома.