Дердейн. Трилогия
Шрифт:
Сойдя с главной дороги, рогушкои отправились наискосок к югу, в предгорья Хвана. Над ними возвышался Козанский обрыв — далеко выступающее пологое плечо горного кряжа, обрывающееся утесами светло-серого известняка, испещренными древними кельями и туннелями.
Рогушкои приближались к основанию утесов. С запада появилась рота Бравой Вольницы, а с востока подоспела кавалерия, ранее обстреливавшая колонну с тыла. Перейдя на бег трусцой, рогушкои спешили к Хвану, растянувшись всей колонной под Козанским обрывом. Из пещер и трещин утесов снопами брызнули яркие нити халькоидных снарядов. С востока открыла огонь кавалерия. С запада обрушился другой ослепительный шквал.
Большие плакаты — лиловый, зеленый и голубой текст на белом фоне — объявляли о создании нового правительства Шанта:
«Бравая Вольница освободила страну. Население радостно празднует единение Шанта.
Аноме милостиво уступает власть открытому для всех и ответственному перед всеми правительству, состоящему из Пурпурной палаты патрициев и Зеленой палаты кантонов.
Новое правительство уже издало три манифеста.
Ошейников больше не будет!
Система выплаты крепостных задолженностей радикально изменяется!
Религиозным режимам запрещается совершать уголовные преступления!
В состав первой Пурпурной палаты вошли следующие лица...»
В объявлении перечислялись имена патрициев и порученные им функции. Гастель Этцвейн назначался главным исполнительным директором, Джерд Финнерак — его первым помощником, Сан-Сейн — командующим вооруженными силами.
Ведомство Ауна Шарраха занимало верхний этаж древнего здания из синего и белого стекла за площадью Корпорации, почти под склонами Ушкаделя. Просторный кабинет заведующего закупкой и доставкой материалов был подчеркнуто лишен какой-либо мебели, кроме стола и одного стула. Высокая северная стена состояла исключительно из прозрачных стеклянных панелей. Стол находился в центре помещения. Аун Шаррах сидел лицом к прозрачной стене, открывавшей панораму всего Гарвия под необъятным небом. Когда Этцвейн и Финнерак вошли в кабинет, Шаррах вежливо кивнул и поднялся на ноги. Молчание длилось секунд пять — каждый из троих многозначительно стоял в характерной позе, как актер на огромной сцене пустого светлого помещения.
Этцвейн выступил с формальным обвинением: «Аун Шаррах, мы вынуждены заключить, что вы намеренно действовали вопреки интересам Шанта».
Аун Шаррах улыбнулся так, будто Этцвейн сделал ему комплимент: «Трудно угодить всем и каждому».
Финнерак медленно шагнул вперед, но передумал — отступил и ничего не сказал.
Этцвейн, слегка озадаченный невозмутимым дружелюбием Шарраха, продолжал: «Факт вашего преступления установлен. Тем не менее, остаются загадочными ваши мотивы. Чего вы хотели добиться, какие цели вы преследовали, поддерживая рогушкоев?»
Аун Шаррах все еще улыбался — по мнению Этцвейна, странной улыбкой: «Вы можете доказать мою вину?»
«Безусловно. За вами вели тщательное наблюдение в течение нескольких месяцев. Вы поручили Ширге Хиллену убить меня в лагере №3. Вы приказали шпионам следить за моими передвижениями. В качестве заведующего закупкой и доставкой материалов вы в нескольких случаях существенно подорвали подготовку к военным действиям, сосредоточив трудовые и материальные ресурсы на выполнении второстепенных задач. Под деревней Тран, в кантоне Зеленые Утесы, подстроенная вами засада не привела к уничтожению Бравой Вольницы только по счастливой случайности. Битва под Козанским обрывом дала окончательное подтверждение вашей вины. Вас проинформировали о том, что добровольцы займут позиции в ущелье Сумрачной реки, после чего рогушкои изменили маршрут отступления — и были истреблены. Нет сомнения в том, что вы предали Шант. Неясными остаются только ваши побуждения».
Снова наступило молчание — трое неподвижно стояли посреди огромного пустого помещения.
«Пожалуйста, не спешите, — мягко сказал Аун Шаррах. — Вы обрушили на меня такой град нелепых домыслов, что у меня кружится голова и дрожат колени». Этцвейн и Финнерак продолжали стоять. Аун Шаррах присел к столу, взял перо и бумагу: «Будьте добры, повторите ваши обвинения».
Этцвейн выполнил его просьбу. Шаррах составил список: «Пять утверждений, совершенно безосновательных и бессмысленных. К сожалению, на протяжении человеческой истории очень многие поплатились жизнью за легкомыслие и чрезмерное усердие своих судей».
Этцвейн начинал чувствовать себя глупо: «Значит, вы отрицаете свою вину?»
Аун Шаррах снова улыбнулся странной улыбкой: «Правильнее было бы спросить: можете ли вы доказать какое-либо из ваших обвинений?»
«Можем», — сказал Финнерак.
«Очень хорошо, — спокойно кивнул Аун Шаррах. — Рассмотрим каждое из утверждений по отдельности. Но прежде всего предлагаю позвать юриста Миаламбера — ему хорошо известны критерии оценки достоверности показаний — а также заведующего перевозками Бризе».
«Не возражаю, — сказал Этцвейн. — Пойдемте ко мне в управление, в Палату правосудия».
Вернувшись в кабинет, где он работал много лет, Аун Шаррах жестом пригласил присутствующих сесть, будто приветствовал подчиненных, явившихся на собеседование, и обратился к Миаламберу: «Не прошло и получаса с тех пор, как ко мне пришли Гастель Этцвейн и Джерд Финнерак. Они предъявили мне пять обвинений, настолько абсурдных, что я усомнился в их способности здраво рассуждать».
Шаррах развернул список: «Первое обвинение — в том, что я известил Ширге Хиллена о предстоящей инспекции исправительного лагеря Гастелем Этцвейном — не более чем голословное подозрение, точнее говоря, злостная клевета, потому что Этцвейн даже не пытался найти альтернативное объяснение происшедшему. Я рекомендовал ему расследовать деятельность воздушно дорожного управления. Он пренебрег моим советом. Я самостоятельно навел справки, воспользовавшись старыми знакомствами — уже через двадцать минут мне удалось узнать, что некий Парвей Харт в самом деле направил несдержанное и весьма двусмысленное сообщение, позволявшее Ширге Хиллену свободно истолковать полученное от начальства предупреждение, в том числе рассматривать его в качестве приказа ликвидировать Гастеля Этцвейна по прибытии в лагерь. Я могу представить три неопровержимых доказательства: допросив Парвея Харта, допросив его подчиненного, передавшего сообщение из радиостанции воздушной дороги, и предъявив копию сообщения, хранящуюся в архиве воздушнодорожного управления.
Пункт второй: меня обвиняют в том, что я приказал шпионам следить за Гастелем Этцвейном. Обвинение основано на показаниях агента, выполнявшего поручение второстепенной важности. Я не отрицаю, что давал такое поручение. Тем не менее, будучи главным дискриминатором, я собирал информацию обо всех людях, представлявших интерес. Я заявляю, что выполнение профессиональных обязанностей нельзя считать преступлением.
Пункт третий: занимая должность заведующего закупкой и доставкой материалов, я несколько раз сорвал подготовку военных операций. Сотни раз мои действия способствовали успеху военных действий. Несколько раз я потерпел неудачу. Я жаловался Гастелю Этцвейну на то, что у меня нет достаточных способностей и опыта для выполнения навязанных мне непривычных функций. Он упрямо игнорировал мои доводы. Если мои действия нанесли ущерб вооруженным силам, в этом повинен исключительно Гастель Этцвейн. Я сделал все, что мог.