Деревья умирают стоя
Шрифт:
ПАСТОР. О, господи! (Срывает вторую бакенбарду.)
ЭЛЕНА. И переоденьтесь немедленно. (Протягивает ему бумагу.) Сегодня вам предстоит выполнить еще одно важное поручение.
ПАСТОР (безнадежно). Как же, знаю. Прибывает норвежское судно. Надо пойти в порт?
ЭЛЕНА. Никто, кроме вас, не знает языка. Подумайте, как обрадуются эти парни, когда услышат так далеко от дома старинную песню своей страны!
ПАСТОР. Нет, вы меня не убедите, что
ЭЛЕНА (меняет дружеский тон на официальный). Здесь не выбирают. Или подчиняйтесь слепо, или уходите совсем.
ПАСТОР. В конце концов… ради дела…
Покорно кладет на стол очки и библию. Отдергивает занавес, открывая костюмерную. Снимает сюртук и, разговаривая, натягивает матросскую рубаху и высокие сапоги.
ЭЛЕНА. Удалось вам успокоить совесть той дамы?
ПАСТОР. Какой дамы?
ЭЛЕНА. Мисс Макферсон. Старой девы.
ПАСТОР. О, да! Думаю, что да. Это ведь самый обычный случай. Почему бы мне не справиться?
ЭЛЕНА. Я опасалась трудностей религиозного характера. Ведь вы католик, а она — протестантка…
ПАСТОР. Для лингвиста тут нет трудности. Протестантизм — диалект католицизма.
ЭЛЕНА. А если все в порядке, откуда же такая меланхолия?
ПАСТОР. По-вашему, этого мало? Мне дают работу для новичка! Почему я не участвовал в деле морского клуба? А? Почему меня не послали на дипломатический прием? Там были люди со всего света. Я бы очень пригодился!
ЭЛЕНА. В тот вечер нас интересовали не залы, а кухни. Если бы дали не то снотворное, могли бы произойти ужасные вещи. Чем вы еще недовольны?
ПАСТОР. Именем. Ну, хорошо, я согласен при исполнении служебных обязанностей называться Ф-48… Но тут, среди друзей…
ЭЛЕНА. Лучше, чтоб никто не знал имен. Это опасно.
ПАСТОР (оскорблен). Вы считаете меня предателем?
ЭЛЕНА. Нисколько. Но предположите, что кто-нибудь из нас по несчастью попадет в руки полиции. Все дело откроется.
ПАСТОР (поднимается, покорившись). Ни слова больше. В котором часу прибывает это проклятое судно?
ЭЛЕНА. Почему же проклятое?
ПАСТОР. Я хотел сказать, это очаровательное судно.
ЭЛЕНА. Почему же очаровательное? К чему этот тон? Улыбнитесь. Хорошая улыбка — для нас уже полдела.
ПАСТОР. Хорошо. (Старается улыбнуться). В котором часу должны зарыдать норвежские парни, услышав старинные песни своей родины?
ЭЛЕНА. Так, хорошо. (Смотрит на часы.) В одиннадцать. Через сорок минут.
Пастор зажигает свет и садится к зеркалу гримироваться. Трижды раздается стук трещотки, и при каждом звуке большая книга освещается изнутри красным светом. Книжная полка медленно поворачивается, открывая потайной вход. Появляется фокусник — смешной, причудливый и чем-то жалкий. Он в старинном плаще или в старомодном длинном сюртуке. В руке — воздушные шарики. Полка возвращается на место.
ФОКУСНИК. Приветствую вас, друзья.
ЭЛЕНА. Здравствуйте.
ПАСТОР. Здравствуйте.
ФОКУСНИК (вешает шарики, кладет на стол цилиндр). Скажите мне, сеньора, шарики действительно необходимы?
ЭЛЕНА. Что это, снова протест?
ФОКУСНИК. Я просто спрашиваю. У всякого есть профессиональное чутье. По правде говоря, эти шарики мне кажутся слишком дешевым приемом для такого солидного учреждения, да и для меня.
ЭЛЕНА. Ах, и вы тоже? Я замечаю, что сюда проник дух неповиновения. Так вот, сеньоры: нет, нет и нет. Без полного подчинения и дисциплины наша борьба невозможна. Подумайте об этом!
ФОКУСНИК. Но я только спросил.
ЭЛЕНА (властно). Никаких вопросов! Кто не хочет отдаться делу целиком — может уйти. Мы потребуем от него только одного — того же, что и при поступлении: абсолютного молчания. Хотите сказать еще что-нибудь?
ФОКУСНИК. Нет.
ПАСТОР. Нет.
ЭЛЕНА. Очень хорошо. (Выходит.)
Пастор кончил гримироваться, подвязывает рыжую бороду, идет к середине сцены, натягивая кожаную куртку. Фокусник устало садится к столу. Во время дальнейшего разговора проделывает самые невероятные вещи: вынимает из карманов пучки разноцветных лент, японские веера, фрукты, флейту, юлу и т. п. Все это делается с обезоруживающей естественностью; ни он, ни Пастор как будто бы ничего не замечают и беседуют совершенно спокойно.
ПАСТОР. С каждым днем тяжелее работать. Все наш идеализм…
ФОКУСНИК. Я вам скажу прямо: для меня все эти идеализмы… (Ударяет палкой по полу, она складывается, прячет ее в карман.)
ПАСТОР. Много работы?
ФОКУСНИК. Все чепуха… Точно на утреннем представлении. Старички, детки, служанки какие-то… (Шарит в карманах, вынимает флейту, проигрывает музыкальную фразу и сует флейту в другой карман.) А вы как, довольны?
ПАСТОР. Нет, это не по мне. Я рожден для научной деятельности. (С тоской.) Сорбонна, Оксфорд, Болонья…
ФОКУСНИК. А я — для цирковой: Гамбург, Марсель, Барселоне… (Играет носовыми платками, они меняют цвет.)
ПАСТОР. Книжные полки до потолка, колокол, готические свода…
ФОКУСНИК. Старый брезентовый навес, дороги…
ПАСТОР. Сорок лет просидел я за книгами…
ФОКУСНИК. Сорок стран обошел я пешком…
ПАСТОР. А теперь…
ФОКУСНИК. Вот до чего мы дошли, друг мой. Не хотите ли? (Вынимает из кармана банан, протягивает пастору.)