Деревянная девочка, или Ди — королева кукол
Шрифт:
— Ну так вот… Когда всё это происходило, я смотрел в ложу, прямо в пустую тёмную ложу, где всегда привык видеть тебя. Мне непривычно было, что ты — в зале. И вдруг они появились… прямо из воздуха. Они не вошли, не ворвались — а просто оказались на своих местах в боевых позах и тут же стали размахивать ножами, ещё не осознав, что жертв нету… Всё это заняло секунды. Спасатели не оплошали. Стреляли метко, почти без шума… Конечно же, гипнопулями. Но всё было зря — убийц убрали, не дожидаясь, пока они исчезнут тем же способом, который наводит на мысль о привидениях и вампирах… но их схватили бы прежде.
— А убийца?…
— Вот тот исчез. Стрелял он из ложи напротив.
— Я видела. Значит, всё-таки…
Лен вздохнул.
— Но ты же видела и как убирали трупы… Разумеется, это зомби, обученные, запрограммированные автоматы — уже не люди, но и не бестелесные духи.
— А как же тогда «небестелесный дух» проникнет в комнату с плюмбанитовой защитой?
Лен пристально взглянул на меня:
— До открытия, сделанного твоим отцом, понять это было в принципе невозможно.
— Нам? Да? А они… Умели это делать всегда?..
Я начала кое-что понимать. Открытие, сделанное отцом… Синие тэмпомаркёры. Цвет — символ бесконечного времени. Я вспомнила синий крест на машине медицинской помощи. Синий треугольник на двери в подвал, который в давние времена принадлежал не школе и служил вовсе не для хранения старого хлама… Две синих шкалы на старенькой установке, присобаченной к обыкновенному компьютеру, который был отремонтирован нашим школьным техником после моих упрашиваний: мол, мне надо — пишу реферат об устаревшей технике. А когда установка заработала…
Я взяла в руки синий браслет. В середине стекло, как на часах, но шкала не замкнутая в кольцо — ровная прямая линия.
— Так это и есть ручной «тэкатор»?
Лен объяснил, что это декорация. Две главных шкалы были на внутренней стороне браслета.
— Шкала и всего три цифры? На весь период существования вселенной…
Лен медленно покачал головой:
— Он охватывает всего лишь историю человечества. Сто тысяч лет. Но этого хватит для бегства. Он спасёт тебя, если со мной… что-нибудь случится.
— А не может он, — усмехнулась я, зная, что Лен прекрасно меня понимает, — спасти сейчас нас с тобой?
— Нет, это устройство рассчитано только на одного человека.
— Откуда он у тебя?
— Это твой браслет. Я хранил его у себя по просьбе Клайва, который был другом твоего отца… Ты знаешь. Тот просил сохранить его для тебя. Передать, когда придёт время… Это — страшная редкость. Наши темпо-кинетические установки и сейчас ещё огромных размеров…
Я опять представила гаремный номер, девочек на ковре и руки убийц над ними. Да, именно сейчас человечество пополнит свой запас ручных «тэкаторов» — целой дюжиной, снятой с трупов махэньзи…
Лен тоже сидел с отсутствующим видом, и я не знала, о чём он сейчас думал. Он был явно не здесь… Может быть, душа его была там, где была и моя, когда час назад я слушала его голос…
Я никогда не считала себя суеверной. Но если всё наше прошлое, как выяснилось, не исчезает — если оно существует вечно и любое его мгновение можно «остановить» — поймать и увидеть воочию… И пусть это только волны… волны Эфра — Райта, промодулированные световой волной, — возможно, в чём-то мистики были правы… И правы были идеалисты, хотя Платон и описывал всё другими словами, ведь теперь известно — реальность вокруг существует не только материально, но и в «отражённых» отблесках, в виде световой волны — «идеальной картинки», вечной, дублирующей наш мир «голограммы». И пусть это взгляд лишь с одной стороны, научной, но, если сказать иначе, — в этих волнах записана наша жизнь. А что если наша душа — наша память… тоже запись всё тех же волн? И пусть это только волны, но это есть, и оно существует… И, может быть, существует там — в той реальности, куда отправляется всё наше прошлое и наша душа после нашей смерти и куда она может порой проникнуть, когда ей делается нестерпимо плохо в этом мире или, наоборот, хорошо, как было мне час назад, когда я слышала «Реквием», когда я слышала голос Лена.
Сам он был чем-то, кажется, потрясён. Застыл в кресле, не сводя глаз с газеты, валявшейся на полу, — он сидел с тем же отсутствующим видом, словно душа его была уже не здесь, а делала разведку в иных пространствах, предчувствуя скорый уход.
Я потрясла его за плечи:
— О чём ты думаешь, Лен? Скажи!
— Я вспоминаю… Ты помнишь свой первый дипломный кукольный спектакль? Почему ты выбрала этот сюжет?
Почему? Конечно же, я всё помнила… Это был второй приезд Лена. Меня перевели в Театральный колледж. «Кукольный»… Как называла я нашу школу в настоящем старинном замке на одном из Апеннинских Айлов, недалеко от музея в Корно, куда свезли ещё до Потопа все шедевры Флоренции и галереи Уффицы. Сама атмосфера и близость Греческих Айлов, куда нас возили на экскурсии, настраивала на исторический лад. Но главное — наш колледж был при театре «Итальянских кукол». Именно поэтому я так и рвалась в этот колледж… Мои первые опыты с куклами в монастырском подвале породили одну мечту: поставить спектакль с настоящими итальянскими куклами в рост человека, но новым способом — не дёргая за верёвочки, а перемещая во времени и пространстве…
— Теперь ты молчишь, — проговорил Лен. — Так почему ты выбрала эту тему?
— Чисто случайно…
— Ну нет! Я просто не знаю теперь, что такое случайность.
— В вещах отца была старинная видеозапись…
Лен кивнул.
— Качество — так, не очень, — продолжала я. — Словно снята любителем. Но сам фильм! Никаких «три-де» — лишь одна реальность! Такие фильмы ставили только до Потопа в Г олливуде. Знаешь, как будто настоящая жизнь, заснятая с натуры? Так вот, это был фильм с историческим сюжетом — известный миф об Афродите…
— Это был не фильм… — пробормотал Лен.
— А что? Компьютерная программа?
— Потом, потом, — торопливо прервал он меня. — Скажу после. Сейчас меня интересует твоё мнение об этой съёмке.
— Она меня потрясла. Всё было так реально. Эта чудная природа, сказочные луга, цветы. Снежная вершина… И эти люди — боги — были изображены… или сыграны как обычные люди. Но главное — их отношения. Вполне человеческие. Но я так и не поняла, за что они изгнали Афродиту, чем она их рассердила. Словно существовала ещё предыстория фильма — предыдущая серия, события которой остались неизвестны, а это была уже вторая серия фильма об Афродите, когда гнев богов решил её участь. Кстати, в мифах, изданных до Потопа, мне об этом вычитать не удалось… А тебе?
— Меня это мало интересовало. Как тебе сама Афродита?
— Актриса великолепная. Я даже думала — не сыграла ли её моя бабка? Не поэтому ли запись хранил отец?
— Твоя бабка? — Лен рассмеялся. — Сара Леви? Ты видела её фотографии?
— Они, кажется, не сохранились. Мне подумалось, может быть, вот это — она?
Я нащупала на груди медальон, который всегда носила, и, протянув в руке, не решалась почему-то отдать Лену…
Это был тот, с лунным камнем в оправе из маленьких алмазов, который он привёз мне в Музыкальный колледж вместе с видеозаписью и другими вещами отца. Открыла заднюю крышку и, не снимая, показала только портрет. Лен протянул руку к медальону, потом снял с моей шеи цепочку и положил его на ладонь лунным камнем вниз.