Деревянная грамота
Шрифт:
– Вот те крест! – Стенька радостно перекрестился.
Надо же – вот где на сей раз вынырнула деревянная грамота!
Поскольку дело попахивало изменой, он решил прежде всего посовещаться с Деревниным. Но сразу же бежать к страдальцу домой он не мог – и так уже достаточно долго пропадал незнамо где, а его место сегодня было – торг на Красной площади.
Ближе к вечеру, разняв две драки, поймав за ворот вороватую бабу и еще немало добрых дел совершив, Стенька направился к Деревнину.
Он шел через торг, уже предвкушая, как расскажет о странных словах Нечая,
Деревнин, узнав про Нечая, прямо встрепенулся.
– Так я ж толковал – еретическое писание! – воскликнул он. – Башмакову невесть что мерещится, а мы и струсили! Видать, еще какой-то старец на Москве объявился, на новый лад веру переиначивает!
Воспрял духом Деревнин! В приказ наутро засобирался! Грамотку написал Протасьеву – что-де надо взять за приставы Ивашку Шепоткина и живущего у него Нечая, как по прозванию – неведомо. Стенька понесся с грамоткой и добился, что сам пойдет с приставами брать того Ивашку с Нечаем. Как всегда, когда предстояло куда-то бежать, кого-то хватать, действовать решительно и отчаянно, он разгорелся – глаза выпучил, волосы сами дыбом поднялись, голос сделался звонкий, отрывистый. Боец, да и только!
Примчавшись домой, он обнаружил спящую жену и ужин на столе. По зимнему времени темнело в такую рань, что невольно тянуло в сон сразу после заката. Стенька постоял, глядя на свою Наталью и улыбаясь. Подумал, а не подходящий ли день для супружеского дела. Обычно Наталья строго за этим следила, в ночь на среду и на пятницу к себе не подпускала, да еще прибавлялось множество предпраздничных ночей и четыре поста, и обо всем об этом предупреждал баб в слободской церкви отец Кондрат. А матушка Ненила всякий раз, когда приносили в январе или феврале крестить дитя, старательно высчитывала, не во грехе ли, в самый Великий пост, зачато. То же касалось майских и июньских детишек, а также апрельских и августовских.
Хотя следовало бы разбудить Наталью и посовещаться с ней о важных делах, Стенька решил просто потихоньку лечь. Предстоял трудный день, и лучше встретить его в чистоте, может, оно и зачтется…
Ночью приморозило, а в такие ночи особенно сладко спится. Проснулись оттого, что печка остыла, а в затянутое пузырем оконце явственно пробился свет.
Стенька ахнул и стал впопыхах собираться, правую ногу заматывая в онучу, а левую, босую, суя в сапог… Наталья только и успела сунуть ему за пазуху кусок круто посоленного хлеба.
В приказе уже все было готово к походу за Ивашкой Шепоткиным и Нечаем, а заодно и никому не ведомым купцом Рудаковым. Стенька единственный знал, где Шепоткин живет, поэтому ждали лишь его и покрыли гнилыми словами с головы до ног. Деревнин – и тот словечком припечатал.
Несколько обидевшись, Стенька поспешил выполнять задуманное. На сей раз покалеченных с ним не было, извозчика нанимать не стали –
– Вот! – Стенька указал рукавицей.
Пристав Никон Светешников негромко стукнул кулаком в ворота. Залаял кобель.
– Отворяй! – грянул Никон.
Одно это он и умел – греметь страшным голосом, наводя ужас на посадский люд.
Кобель заливался, а из людей никто не подал голоса.
– Отворяй, не то ворота высадим!
– Хозяин у них ногой скорбен, – сказала, подойдя, статная женка. – Погодите, добрые люди, пес меня знает, я войду и хозяйку вызову.
– Дай Бог здоровья, голубушка, – проявил вежество Стенька.
И как было не проявить – такие длинные, без уголька черные брови да такие огненные глаза не всякий день на улице встретишь!
Голубушка повернулась к нему и посмотрела пристально.
– Всем хорош молодец, – сказала она загадочно. – Послушай меня, я баб знаю, не давай своей женишке воли!
– Да что ты такое плетешь! – под общий хохот воскликнул покрасневший Стенька.
– Ты думаешь, она в твоей воле ходит, а она себе иное в голову забрала! Ох, молодец, замесили на дрожжах – не удержишь на вожжах!
И с тем она проскользнула в калитку.
– Умом баба тронулась, – сказал другой пристав, Кузьма Глазынин. – Вот ходит такая, что-то там себе думает, а потом как начнет в церкви выкликать! И вчетвером ее оттудова не выведешь – лягается! Потом возят к старцам – отчитывать…
– С нами крестная сила! – произнес испуганный Никон, а Стенька подумал, что ему во время розыска для полного счастья только кликуш недоставало.
– Заходите, я кобелю цепь укоротила! – позвала женка.
Стенька, оба пристава и стрелец Трофимка Баламошный вошли на двор и поднялись на крыльцо.
Увидав таких гостей, Ивашка, сидевший на скамье и евший калиновую кулагу с хлебом, чуть не обмер.
– Ах, вот ты как? – напустился он на Стеньку. – Мало вам было той полтины? Теперь еще и на суд потянете? Почуяли, что можно из меня денег вытянуть?!
Он подумал, что Земский приказ все же решил докопаться до правды о закладе жены Марфицы за пятнадцать рублей.
– Уймись! – прикрикнул Стенька, в то время как прочие трое крестились на образа. – Ты полтину уплатил, и на том дело закрыто. А пришли мы вот за чем – позови того парня, Нечая, что у тебя живет!
– Какого Нечая? – весьма правдоподобно удивился Ивашка.
– Какого? А такого, что вчера тебе дрова колол!
– Ах, его? Ну так он дрова поколол да и прочь со двора пошел.
– Ври, да не завирайся! – прикрикнул на хозяина Стенька. – Ведомо нам учинилось, что тот Нечай – беглый, и купец Рудаков его к тебе жить определил, и по две деньги на день кормовых давал. Вот и зови Нечая! Не ты, а он нам надобен!
Ивашка Шепоткин уставился на земского ярыжку с подлинным ужасом.
– А ты как проведал?