Деревянные облака
Шрифт:
– Мало ли кто чем занимается. Вам-то какая забота?
Он схватился за виски, застонал, опустил руки.
– Ты знаешь, – сказал он, – я еще остаюсь экспертом по всему этому. – Он пошевелил пальцами, точь-в-точь как в те времена. – Статус эксперта до сих пор не элиминирован. Таким образом, мой интерес оправдан. Но дело не в этом. Я стараюсь не упускать из виду всех участников происшествия. Это не просто интерес писателя. Меня не покидает ощущение, что события продолжают развиваться, а внезапным и необъяснимым появлением этой тройки происшествие не исчерпывается. Непонятен смысл происшествия. Опять голова начинает болеть…
– Это релаксатор
– Да, меня предупреждали. И ведь не выключишь никак.
Он замолчал надолго.
– Как поживает Лыков? – спросил я.
– Неплохо. Занимается видеопластикой, есть очень интересные композиции. Я рад, что Валентина Максимовна акклиматизировалась. А Коробов молодец! За два года сдал школьную программу, за три – высшую и теперь занимается физикой виртуальных спектров. С группой Покровского не связан, работает самостоятельно. Рассказывал мне о своих занятиях, показывал забавные вещи. Он-то меня и беспокоит больше всех. Коробов грозился превратить темпоральную физику из свалки умозрительных концепций в точную науку. У него лаборатория в Кедровске, я там частенько бываю. Кстати, мой друг Сема Нечипоренко тоже там работает. Красивые места – горы, тайга, реки, никакой кролик не опасен.
Он долго расписывал красоты тех мест. Постепенно я стал понимать, что все эти годы он пристальное внимание уделял Жене Коробову, а теперь ему вдруг понадобился помощник. Но какая ему нужна помощь, в чем? Судя по всему, он и сам не знал.
– Ну и пусть себе Женя занимается темпоральной физикой. Что в этом плохого?
– Возможно, ничего плохого, – отозвался Прокеш. – Но мне почему-то страшно.
Глава третья
От Еревана до Базмашена две минуты на воздушке, но я сел на колесный рейсовик и вскоре любовался цветущими абрикосовыми садами на террасах, опоясывающих склоны. Местами тянулись длинные каменистые проплешины, до сих пор невозделанные.
Рейсовик начал притормаживать. Сидящий рядом мужчина развернул кресло от окна и спросил:
– Вы не знаете, как добраться до Заповедника?
– Сразу после Базмашена. Я сойду, а вы минут через пять, на развилке. Остановка «Памятник».
– Спасибо! – Он придержал сползающий с колен пакет.
Его ладони и запястья были в мелких порезах – еле заметных и свежих. Он заметил мое удивление и улыбнулся.
– Недавно у меня был день рождения, – пояснил он, – я хотел котенка завести. Вот теща и подарила.
– Сердитый котенок?
– Котенок! – вздохнул он. – Теща у меня человек добрый, щедрый. Если уж дарит, то не меньше дюжины. И все пищат, царапаются, извините, гадят! Хотел часть раздарить, но жена взвилась – мама, говорит, обидится.
Собеседник махнул рукой и замолчал.
Я предложил любителю кошек ответить теще сотней попугайчиков или канареек, он рассмеялся.
Показались розовые и серые дома Базмашена, окутанные белой дымкой цветущих садов.
Отца дома не было. Мать тоже еще не прилетела. Бабушка чмокнула в щеку и заторопилась в детскую, к младшему правнуку. Я пошел за ней. Завидев меня, малыш загукал. Я достал мигающую разноцветными огоньками погремушку и вручил племяннику.
Другой племянник, Саркис, в гостиной жевал сырные палочки. Рядом сидела Кнарик. Она кивнула мне, поднялась и пошла наверх. «Что-то случилось», – подумал я, идя следом.
Наверху она села на подоконник, вздохнула и сказала: – Саркис не попал в третий разряд. С математикой плохо.
– Он же прекрасно сдавал все тесты! – удивился я.
– Да… его даже похвалили, но реакции замедленные. Сказали, в старших классах переаттестуют. Только не верю я.
– Ну, четвертый разряд тоже неплохо. Я учился в четвертом разряде и, как видишь, ничего.
Сама она училась в школе третьего разряда и была гордостью семьи. Ей прочили блестящее будущее, и она с блеском оправдывала ожидания. Сейчас она ведущий специалист сектора, мать уверяет, что через пять-шесть лет она станет координатором отрасли, если не будет торопиться с третьим ребенком.
Хоть меня и помотало по школам, в своем разряде я сидел плотно. В высшие разряды не тянулся, а низших не боялся. Слабо представлял, что делается в других разрядах: круг общения замыкался на свою классную компанию, а до остальных и дела нет! Школьные городки так хитро разбросаны по всем управительствам, что разряды редко пересекаются, разве что случайно во время каникул. А в старших классах мы уже понимали, что каждому – свое место, иначе начнется некомпетентная чехарда и вселенский микст, да такой, что за сто лет не разгребешь!
Находились и любители транспьютерных розыгрышей. В старших классах у девочек считалось хорошим тоном завязывать трансконтакт, обмениваться посланиями, а потом гадать, кто с кем контачит. Ну а мы, младшеклассники, резвились и мешали старшим. Я, помнится, составил несколько роскошных смерш-программ, а однажды случайно вывел из строя школьный транс на сутки.
Учитель тогда настойчиво выпытывал, давно ли я увлекаюсь деструктивным программированием и не состою ли в движении «2+2». Я не понял, что он имел в виду, и он оставил меня в покое.
Много лет спустя я узнал, что Совет Попечителей тогда весьма был обеспокоен антисетевыми увлечениями среди младших разрядов. Вскоре это рассосалось, в низших разрядах просто сняли обязательные курсы по транспьютерике и оставили только факультативы. И те, кому трансы были не по душе или не по способностям, перестали комплексовать.
Досада Кнарик была не из-за того, что Саркис попал в четвертый разряд, в «золотую норму», а то, что туда попал именно ее сын.
Римма, например, ходила в школу пятого разряда и ущербной себя не чувствовала. Мать пыталась в свое время устроить ей переаттестацию, но Римму невозможно убедить в чем-либо, если она упрется. В те годы она часто прилетала в Прагу. Однажды, гуляя по Карлову мосту, я затеял разговор о будущем. Ее не огорчало, что высшие курсы практически недоступны. «Кашляла я на курсы», – заявила она, а на мою тираду о смысле жизни ответила, что все эти разговорчики есть толчение воды в ступе и ловля ветра в кармане, а смысл ее жизни в том, чтобы через три года выйти замуж за одноклассника Баграта и родить столько детей, сколько разрешат. Так оно и вышло.
Бабушка позвала к столу. Отец молча хлопнул меня по плечу и сел за стол. Потом я и Кнарик. Саркиса бабушка отослала в детскую, она не любила, когда дети сидели за столом со взрослыми.
После обеда мы с отцом вышли в сад. Я заметил, что у большой яблони врыта новая скамейка с резной спинкой. Отец в свободное время немного резал по дереву. Правда, свободного времени у него было всегда мало. Иногда, по праздникам и воскресеньям, он вдруг доставал инструмент, выбирал на чердаке сухую деревяшку и корпел над ней с утра до вечера. И никогда не успевал довести до конца. Я любил смотреть, как он работает, как вьется тонкая стружка, но и у меня было много забот, я так и не научился резать по дереву.