Дерианур - море света
Шрифт:
Она понесла после возвращения Гришана из армии. В те безумные ночи, когда они не знали, как насытить друг друга и придумывали тысячи новых способов показать свою любовь.
Теперь приходилось платить.
Поначалу Екатерина не предала тревожным задержкам значения. Мало ли плодов она вытравила пижмой? Думала, что ей теперь вовек не рожать. А вот на тебе, здоровая телятина! От большой любви большие неприятности.
Ребенок оказался на редкость крепким. В отца. Цеплялся за жизнь, ничто его не брало: ни лимонные клизмы, ни уксус стаканами перед сном. Корсет спровоцировал роды на две недели раньше срока. И только.
– - Малыш крупный. Вам будет тяжело, - сказала Марфа.
– Как назло, народу сегодня во дворце пропасть. Воскресенье. Всюду ходят, нос суют. Не ровен час...
В дверь поскребся Василий.
– - Марфа, слышь ты, где у тебя дома кубышка с рублевиками и государыниными подарками запихнута?
– - Под половичку в кладовой, а что?
– Отозвалась горничная, не понимая, к чему клонит муж.
– - А ничего, - огрызнулся он.
– Доглядывай за Ее Величеством. Потерпите, голубушка, -- обратился он через дверь к Като.
– Скоро никого во дворце не останется. Ну, помогай Бог!
И с этими словами Шкурин скрылся из комнаты.
– - Никак пить пошел?
– Всполошилась Марфа.
– Зачем бы ему знать про рублевики? Эй, Ирод, ты мне должен был воду принести, полотенца...
Но Василия уже не было рядом.
На памяти Екатерины Шкурин дважды допивался до креста и приходил к Марфе почти что голый. Бедная баба не решалась в таких случаях даже ругать подлеца. Живой и слава Богу!
Держа Като за руки, горничная вся извелась, не зная, чего больше боится. Того ли, что ее хозяйка раскричится и будет раскрыта. Или того, что окаянный муж пропьет последние деньги?
Однако Василий учудил нечто гораздо более жуткое. Смысл его последних слов стал ясен, когда через час за стеной по коридору с топаньем и свистом пробежала кампания пажей.
– - Пожар! Пожар! Дом Шкурина горит! Идемте смотреть!
– Кричали они.
– - Пожар?
– ахнула Марфа.
– - Горим! Ай, мамочки!
– Екатерина взвыла, как раненый тюлень и, натужившись в подкативших схватках, извергла из себя нечто скользкое и мокрое.
– Марфуша, не бросай меня! Я вам новый дом куплю...
Но потрясенная всем происходящим горничная и не думала оставлять ее. Дрожащими руками она перерезала пуповину и, завернув младенца в чистое полотенце, принялась обмывать госпожу. Обе были уверены, что о ребенке уже позаботился Бог. Каково же было их удивление, когда из шляпной коробки позади них, куда Марфа сгрузила дитя, раздался тоненький требовательный плач.
– - Этого еще не хватало!
Женщины в испуге обернулись.
– - Жив, - горничная извлекла младенца на свет.
– Мальчик. Глядите, какой здоровый!
Она готова была умилиться, но Като в ужасе взирала на подарок судьбы.
– - Что нам с ним делать?
– от испуга у нее голова шла кругом. Марфа, а ты не можешь ненадолго забрать его к себе? Пока мы тайно не найдем кормилицу?
– - Мой дом горит, - напомнила горничная.
– Какое-то время нам с Василием придется жить во дворце с остальными слугами.
– - Да, это не выход.
– Като потребовала ребенка себе на руки и попыталась приложить его к груди. Она никогда не кормила сама, острая боль в соске заставила ее снова вскрикнуть.
– - Лучше не начинайте, - Марфа деловито потянулась за ребенком. Потом молоко не остановите. Видите, уже бежит, бежит. Ну, что вы наделали?
Младенец с поистине вампирским выражением лица впился матери в грудь и на время перестал плакать.
– - Подай перо и бумагу, - приказала Като.
– Только тихо.
Горничная выскользнула и через минуту вернулась в гардеробную.
– - Нашли, где писать!
– Она подставила хозяйке круглую крышку от шляпной коробки.
– - Я напишу Ивану Ивановичу Бецкому, - сказала Екатерина.
– Этот смешной чудак любит меня от всего сердца. Знаешь, он сам незаконнорожденный, воспитывает свою незаконнорожденную дочь и страшно печется о подкидышах. Их у него, как цыплят в курятнике.
Марфа фыркнула.
– - Но самое смешное, -- Екатерина с трудом возила пером по бумаге, ребенок ей страшно мешал, -- Он считает и меня своей незаконной дочерью. Когда-то у него в Париже был роман с моей матерью...
Горничная вытаращила на хозяйку глаза.
– - Так что я в праве просить его о помощи, - заключила Екатерина. Приготовь корзинку. Когда ребенок заснет, положи его туда и незаметно отнеси вместе с письмом к Бецкому. Старик все устроит.
Марфа кивнула, в этот момент ее мысли были далеко, возле своего горящего дома.
– - Пожар начался без нас, - сказал Алексей Григорьевич Разумовский, с сомнением разглядывая измочаленную фигуру Орлова.
– Но это не освобождает вас от необходимости принять участие в покушении.
– Граф обернулся к двум гайдукам, державшим пленника.
– Приведите его в порядок. Он похож на пьяницу, сутки провалявшегося под забором. А должен выглядеть, как караульный.
Лакеи засуетились вокруг Алехана.
По чести сказать Орлов провалялся не сутки, а четверо, и не под забором, а в графском сарае на краю парка-леса. Он пробовал высвободить руки, пробовал выломать ногами дверь - безрезультатно. Его кормили и даже выводили по нужде, но к протестам оставались глухи.
Теперь Бог весть где начался пожар, и поручика вновь притащили в роскошный графский дом. Алексей чувствовал себя грязным, пропотевшим, всклокоченным и совершенно не соответствовал изящной идиллии, царящей вокруг.
– - Вы поедете с нами, - сказал ему гетман.
– Горит недалеко от дворца. На Сенной. Все, кто был сегодня в Летнем, сбежались поглазеть. Император тоже там. Ваша задача...
– - А если я откажусь?
– Орлову было больно шевелить разбитыми губами.
– - Давай так, -- гетман прищурившись смотрел на него.
– Если ты сделаешь, что приказано, и сумеешь в суматохе сбежать, мы не станем тебя преследовать. Ты убедился: мы сильнее, у нас длиннее руки и значительно шире средства. Не мешай нам, и мы, так и быть, забудем о тебе.